Мы нарядились — надели лучшие вещи. Накрасились и надушились. Надька с Зиночкой смотрели на нас презрительно. Фыркали и шушукались. Им было завидно, а идти туда страшновато. Да и денег жалели — кулàчки.

У кафе мы остановились и посмотрели друг на друга. Залинка моя чуть не плакала.

— А может, не надо, Лидунь? Давай зайдем в булочную, купим торт и — домой? Страшно мне как-то…

Я взяла Залинку за руку и потащила к двери.

В кафе было полутемно, очень накурено, душно и невыносимо пахло вином и по́том. Оглушительно гремела музыка, и возле крошечной сценки толпились и жались к друг другу танцующие пары.

Нас усадили за столик в углу, и официант, молодой и прыщавый парень, смотрел на нас со снисходительной и наглой усмешкой. Я изучала меню. Залинка хватала меня за коленку и умоляла уйти.

Но я мужественно, хоть и дрожавшим голосом, заказала салат столичный, лангет из свинины и два бокала вина.

Плотная пелена сигаретного дыма мешала разглядывать посетителей. Одним махом мы — конечно, со страха — осушили бокалы с вином и закусили салатом.

Залинка моя была белее мела. И я еще заказала вина! После второго бокала она раскраснелась и выдохнула. А когда нам принесли тарелки с горячим, к нашему столику подошел высокий и белобрысый парень в белой рубашке и джинсах.

«Джинсовый» парень пригласил меня танцевать.

От дыма, вина и духоты у меня сильно кружилась голова. «Джинсовый» крепко прижал меня к себе, и я закрыла глаза.

Я не танцевала — плыла. Плыла над землей, в голубых и светлых небесах, в прохладном и чистом потоке ветра, который обдувал мое горящее лицо. Я плыла над облаками, над нашим городом, темнеющим вдали. Я плыла над своими несчастьями, бедами, одиночеством.

Музыка кончилась, остановилась. А я… Я по-прежнему не открывала глаза и крепко держалась за плечи своего кавалера.

Очнулась от его тихого смеха:

— Ты что, заснула, красавица? Эй, просыпайся!

Я открыла глаза, чуть качнулась и посмотрела ему в глаза.

— Перебрала? — участливо спросил он. — Ну что ж, бывает. Тебе нужно на воздух, девочка!

— Я трезвая! — ответила я. — Просто…

Но слов для объяснения я не нашла. Потому что голова моя была светлой и абсолютно пустой. Звеняще пустой. А язык мой, неробкий и бойкий язык будто прилип к небу.

Парень кивнул, доставил меня до столика, где сидела перепуганная Залинка, и тут его окликнули.

«Джинсовый», не глядя на меня, бросил Залинке:

— Выведи ее! Ей плоховато…

И тут же рванул к своим друзьям — большой и шумной компании завсегдатаев.

К горячему мы не притронулись. Залинка от страха, а я… Я сидела как пришибленная. Смотрела в одну точку, словно меня заколдовали.

— Пойдем домой! — умоляла меня подружка. — Лидуся! Давай уйдем, а?

Я кивнула. Мы подозвали прыщавого официанта, рассчитались и пошли к выходу. У двери я обернулась — мой герой громко смеялся и обнимал тощую и томную блондинку.

Меня он не увидел. Я вздохнула и вышла на улицу.

В этот вечер я поняла, что влюбилась.

Тогда, в кафе «Улыбка», на втором курсе, я и познакомилась с Димкой.

То, что он Димка, узнала довольно быстро. Городок у нас маленький, все, как говорится, про всех…

Димка мой учился в ветеринарном техникуме, жил, как и я, в общежитии. Был он детдомовский, мой любимый Димка. Район, где находилось его общежитие, назывался Студилинка — раньше там была одноименная деревня. И считался этот райончик самым хулиганским и криминальным.

Ребят со Студилинки все боялись и обходили стороной. Я все время старалась попасться ему на глаза — нарезала круги перед ветеринаркой — так в народе называли его техникум, моталась по площади у кафе «Улыбка». И наконец он меня заметил. Окликнул, вроде бы вспомнил… И начался наш роман.

Мы ходили в кино, садились на последний ряд и целовались. Потом целовались в подъездах. В «Улыбку» Димка ходить запретил — там не место! — строго сказал он — для нормального человека. В смысле, девушки. Там снимают! Ты поняла?

А я, наивная дура, не поняла. Только кивнула — стыдно же было признаться, что не поняла.

Через три месяца наших шатаний Димка пригласил меня к себе в общагу.

Комнатка была нищей, убогой, но чистенькой, на две кровати. На столе стояли кастрюля с борщом и сковородка с котлетами. Мы пообедали и…

Уснули не скоро, под утро. Как провалились. А проснулись от стука в дверь — вернулся Димкин сосед.

Я перепугалась до смерти и смотрела на Димку: что же нам делать?

Димка махнул рукой и натянул свои джинсы. Да разберемся!

Я сидела ни жива ни мертва. Мне было стыдно.

Димка шептался с соседом за дверью, и я услышала слово «невеста».

А через полгода мы поженились. Ох, какая же я была счастливая тогда! Просто до одури!

Действительно — полная дура. Не понимала, что глупо ждать от жизни хорошего…

Но пока я счастливая! Он сирота, и я сирота. В общем, свадьбу справлять было не на что. Да и негде — на кафе денег не было совсем. Откуда у нас деньги? Ну, да ничего! Мы все равно были счастливые! Как я любила своего Димку! Господи, как…

Стол мы накрыли в общаге. Готовить помогли девчонки. И комнатуху нам отдельную выделили — за три рубля в месяц сговорились с комендантшей Шурой.

Комнатуха была в семь метров и без окна — только форточка. Но мы и этому радовались как дети… Мы были вдвоем! Итак! Живем мы с Димкой в общаге, и нам все нипочем. Мы — молодые. В комнатухе полуторная кровать, давно расшатанная нашими предшественниками. Журнальный столик — подарок девчонок — и стул числом один. Все! Холодильника нет, и зимой мы все хранили за окном. Но первый этаж, опасно: как-то увели у нас пачку пельменей — последнюю нашу надежду до самой стипендии. Поплакала я, погоревала, а потом стали мы с Димкой смеяться.

Я предлагала пройтись по общаге и обнаружить преступника — по запаху и немытой посуде. А Димка с удивлением посмотрел на меня и сказал:

— Ты что, Лид? Какая инспекция? Сожрали — и ладно! Да хрен с ними! И на здоровье!

Мне стало неловко, и я грубо бросила:

— На здоровье? Да уж нет, пусть подавятся! Может, еще пойти и пожелать им приятного аппетита? Молчишь? Ну и правильно! Помолчи! Пока будешь ждать картошки на ужин! Заметь — пустой и даже без масла.

— А я и не знал, что ты такая!.. — грустно ответил муж.

— Какая? — снова вскинулась я.

— Да злючая, вот какая! Пельмени она пожалела! — в сердцах бросил Димка и вышел из комнаты.

Не разговаривали мы тогда где-то с неделю. Я же упрямая — уперлась рогом как бык, и молчу. И Димка молчит. Потом помирились, конечно. Но именно тогда он пришел домой пару раз поддатый. Может, тогда все и началось?