— Я тебя и не узнал, — признался Цапов, — как ты здесьоказался?

— Я мог бы задать и тебе этот вопрос, — горько усмехнулсяСтольников.

— Ты работаешь на него? — показал на больницу Цапов.

— А ты работаешь по-прежнему на государство? — парировалСтольников.

Они помолчали. Цапов тоже достал сигареты и закурил.

— Сколько лет мы не виделись, Слава, — миролюбивым голосомсказал он, — по-моему, лет десять.

— Ровно тринадцать лет и восемь месяцев, — желчно заметилСтольников, — я точно помню день, когда меня арестовали.

— Меня тогда не было в Москве, — тихо сказал Цапов, — я былв командировке, ты же знаешь.

— А когда вернулся, то уже ничего не мог сделать, — закончилза него Стольников.

— Не правда, — жестко возразил Цапов, — я писал впрокуратуру, подавал рапорты начальству. Я доказывал всем, что ты честныйчеловек. Но я был тогда всего лишь лейтенантом. Обычным лейтенантом. Меня никтоне хотел слушать. Я ничего не мог сделать.

— Сейчас ты, наверно, уже полковник, — издевательски сказалСтольников.

— Подполковник, — кивнул Цапов, — я же тебе объясняю, чтоничего не мог сделать.

— Но ведь ты работал со мной. Был моим напарником, — упрямонастаивал Стольников, — они обязаны были поверить.

— В восемьдесят третьем милиции не верили, — мрачно сказалЦапов, — начались «андроповские чистки». Убрали Щелокова, к нам перевелиФедорчука, который ничего не смыслил в нашем деле, но был убежден, что половиналичного состава жулики и проходимцы. Такое было время. Нужны были показательныепроцессы, чтобы убедить всех в коррумпированности сотрудников милиции. И тыпопал под эту волну.

— Но ты ведь знал, что я не виноват. Что я не брал этихденег, — зло сказал Стольников. — Знал, что мне их подбросили. Почему же тыпромолчал?

— Я не молчал, — упрямо повторил Цапов, — я же тебе говорю,время было такое. Меня просто послали подальше. Я ходил на прием и кгенеральному прокурору, вернее, он меня не принял, но я к нему записывался. Ядаже просился на прием к министру, но тот меня тоже не принял. А потом мнепосоветовали вообще не лезть в это дело. Я писал тебе в колонию.

— А я не читал письма, — горько сказал Стольников, — с техпор, как получил письмо от своей стервы, где она сообщала, что решила со мнойразвестись. Я не читал после этого ни одного письма. Сжигал все, что мнеприходило. Решил отрезать свою прежнюю жизнь, а потом начать все сначала.

— И начал? — спросил Цапов, показывая на больницу.

— А что мне оставалось делать? С голоду подыхать? Илишвейцаром где-нибудь в казино устроиться?

— И ты решил стать бандитом.

— Во всяком случае, здесь я делаю то, что умею. И ты мнемораль не читай. Видел я эту мораль и когда меня брали ни за что, и когда меняв колонии гноили. Ты ведь знал, что деньги мне подбросили.

— Конечно, знал, — кивнул Цапов, — поэтому и ходил повсюду.Но доказательства были железные. На деньгах оказались твои отпечатки.

— Так эта дрянь ведь меня тогда обманула, — пояснилСтольников, — откуда я знал, что ее подослали из КГБ. Она ходила ко мненесколько дней, а потом сказала, что знает, где прятал деньги ее бывшийлюбовник. А мне как раз нужны были эти деньги, как доказательство его вины. Онведь забрал из сберкассы новые пачки денег, номера которых были переписаны. И ярешил, что если номера совпадут, то дело можно закрывать. Когда она принесламне деньги, я от радости ни о чем не думал. Сразу взял их и сел сличать.

— Нужно было вызвать еще кого-нибудь, — вставил Цапов.

— Ты мне еще про понятых расскажи, — отмахнулся Стольников.— Откуда я мог знать, что все так получится. Сижу в своем кабинете один, сличаюномера денег, и вдруг врываются сотрудники КГБ, прокуратуры, кричат — руки настол, и сразу показывают на деньги. А заодно и на мои руки, где уже осталисьследы их порошка, которым они деньги обрабатывали. Ты ведь знаешь, что наденьгах тогда писали слово «взятка». Можно было увидеть в ультрафиолетовыхлучах. И возражать невозможно. Сколько я ни доказывал, что деньги взял напроверку, никто мне не верил. Прокурор даже издевался надо мной, сказав, что напроверку нужно было брать большую сумму, чем эта. И мне дали на всю катушку. Аты говоришь, стал бандитом… А кем я, по-твоему, должен был после этого стать?

— И сейчас работаешь на этого упыря?

— На себя, — зло сказал Стольников, — а этот упырь, кстати,не такой уж и плохой. Бывают и похуже.

— Бывают, — согласился Цапов, — только для меня они все наодно лицо.

— Разные у нас с тобой взгляды на лица, — ответилСтольников. — Я такие рожи в колонии видел, что не дай тебе боже. Они сновапомолчали.

— Ты был на даче вчера? — вдруг спросил Цапов.

— Нет, не успел. Мне устроили засаду, и я чудом остался жив.

— Где?

— Этого я тебе не скажу.

— Но ты можешь объяснить, что происходит? — настаивал Цапов.

— По-моему, все и так ясно, — усмехнулся Стольников,выбросив окурок, — на него решили наехать. Не знаю почему, но догадываюсь кто.И, как видишь, устроили все с размахом. Вы же не дети, Константин, должныпонимать, что такое нападение с гранатометами в Москве могли организовать лишьнесколько человек.

Вот и ищите среди них обидчика Исмаила Махмудбекова.

— Спасибо и на этом.

— А как девочка? — спросил, в свою очередь. Стольников. —Она у вас?

— Нет, мы ее действительно ищем. Ее нигде нет. Мы провериливсе дачи вокруг, но нигде ее не нашли.

— Думаешь, ее забрали с собой? — помрачнел Стольников.

— Нет, — убежденно сказал Цапов, — не думаю. Я там сегоднябыл. Ты знал такую женщину — Светлану Михайловну?

— Знал, конечно, — мрачно признался Стольников. — Она быласамым близким другом нашего босса. Но ее же вчера убили.

— Вот именно. Убили у задней калитки. Она успела закрытьдверь и выбросить ключи, когда ее расстреляли. Понимаешь, что случилось. Она неубежала, хотя могла бы успеть, там рядом густой лес, а закрывала дверцу, словнопомогая кому-то сбежать. И потом ключи выбросила. А мы в лесу, рядом с дачей,нашли браслет, на котором было написано имя — Ирада. Значит, девушка успелаубежать. И где она теперь, мы не знаем.

— Ее нужно найти, — задумался Стольников, — отец ее безумнолюбит. Если с ней что-нибудь случится, он сойдет с ума.

— Ты можешь нам помочь? — спросил Цапов.