Но тут возникла одна сложность: кровное родство было слишком уж близким. Пристало ли дяде жениться на своей племяннице, дочери брата? Этого не позволяли традиции, и были опасения, что созданный прецедент может стать дурным примером. Решить этот вопрос взялся Луций Вителлий – отец будущего императора Авла.

Вителлий никогда не знал меры в том, как польстить правителям. Он открыто оказывал Калигуле почести, приличествующие лишь богам, он же почитал высочайшей для себя милостью соизволение Мессалины снять с нее туфельки – одну из них он постоянно носил с собой в складках тоги и при случае при всех почтительно целовал ее. И, наконец, именно он установил золотые фигурки вольноотпущенников Клавдия среди своих домашних богов.

Вителлий начал с того, что задал императору вопрос: согласится ли тот поступить в соответствии с волей народа и сената? Клавдий ответил, что он всего лишь один из граждан и не может противиться желанию большинства. Тогда Вителлий отправился в сенат, где первым взял слово. Он превзошел самого себя, внушая слушателям, что в своих тяжких трудах на благо государства император нуждается в помощи, чтобы никакие домашние заботы не мешали ему заботиться о всеобщем благе. А потому ему необходима такая жена, которая стала бы надежной опорой как в успехах, так и в неудачах, женщина, с которой можно поделиться мыслями и которой можно доверить воспитание детей. После этого Вителлий прямо перешел к кандидатуре Агриппины, отметив, что хотя в Риме до сих пор никто еще не брал в жены дочь собственного брата, у других народов это принято, да и закон таких браков не запрещает.

Сенаторы встретили речь Вителлия с энтузиазмом, который, вне всякого сомнения, заранее был умело подготовлен. Раздались крики, что если император не поспешит с этим бракосочетанием, им придется силой заставить его жениться. Тут же перед зданием сената, как по заказу, появились группы людей, скандирующих, что того же хочет и римский народ. Незамедлительно был принят закон о браках подобного рода. Знаменитый римский юрист Гай в книге I своих «Институтов» пишет: «Можно брать в жены дочь своего брата. Впервые это положение было применено, когда Клавдий женился на Агриппине. Однако вступать в брак с дочерью сестры непозволительно».

Стремясь к этому браку, Агриппина думала и о будущем своего двенадцатилетнего сына Луция Домиция, ставшего впоследствии императором Нероном. Услужливый сенат призвал Клавдия обручить с Луцием Домицием Октавию – его девятилетнюю дочь от второго брака. Для этого была разорвана помолвка Октавии с Луцием Силаном, хотя тот по линии матери был правнуком императора Августа и в течение многих лет пользовался симпатией Клавдия. В конце 48 г. Силана обвинили в порочной связи с собственной сестрой Юнией и по инициативе Вителлия удалили из Сената, а 29 декабря Силан был смещен с должности претора.

Свадьба Клавдия и Агриппины состоялась в первые дни 49 г. В день их бракосочетания Силан совершил самоубийство. Сестру его впоследствии приговорили к высылке из Италии. Это были первые жертвы новой императрицы. Тацит так отзывается о времени ее правления: «Все в столице изменилось. Все стали подчиняться женщине. Она же оскорбила достоинство Рима – и не распущенностью своей, как Мессалина. Наступило рабство, вершимое рукой не по-женски жесткой. Царили жестокость и высокомерие. Во дворце не творилось ничего предосудительного – по крайней мере до тех пор, пока это не требовалось в интересах власти. А предлогом для безграничной жадности служило якобы стремление заботиться о государственных финансах».

Чтобы милосердием склонить на свою сторону общественное мнение, Агриппина добилась возвращения Сенеки, сосланного на Корсику. Этот философ уже тогда не только был прекрасным оратором и писателем, но отличался еще и недюжинной деловой хваткой. На Корсику он попал по вине Мессалины, инициировавшей его обвинение в прелюбодеянии с Юлией Ливиллой, сестрой Калигулы. По возвращении ему была пожалована должность претора и поручен контроль за воспитанием юного Луция Домиция.

В 50 г. Агриппина получила титул августы. Монеты с ее изображением и титулом чеканились не только монетными дворами греческих городов, и прежде всего Александрии, но также и монетным двором Рима. Это был первый в истории римской империи пример, когда таким образом было выражено почтение императрице. Во многих греческих городах Агриппине, как некогда Ливии, воздавались божественные почести. Во время официальных торжеств, в том числе и военных, она либо появлялась рядом с императором, либо находилась где-то поблизости от него. Ее именем приносили клятвы. Иначе говоря, современники считали ее соправительницей Клавдия, как формальной, так и фактической. Такой позиции ни до нее, ни после не занимала ни одна императрица.

Ее родной город, о котором уже говорилось, при Агриппине получил статус и название колонии. Преданный ей энергичный Афраний Бурр был назначен префектом преторианцев. Дворец императрицы охраняла военная стража. Сын ее был усыновлен Клавдием и носил отныне имя Нерон Клавдий Друз Германик. Его осыпали почестями и привилегиями, а в 53 г. он вступил в брак с Октавией, став таким образом одновременно и сыном, и зятем императора. Все это ничего хорошего не предвещало Британику как наследнику императорского трона.

Похоже, что в какой-то момент Клавдий как будто очнулся и понял, что дела зашли слишком далеко. Есть сведения, что он начал демонстративно приближать к себе Британика и убеждать его в том, что еще исправит нанесенные ему обиды. Агриппина почувствовала, что ей угрожает опасность.

Клавдий умер 14 октября 54 г., поев так любимых им грибов. Все считали, что Клавдия отравила Агриппина. Преторианцы, командовал которыми Бурр, тут же провозгласили императором Нерона, а тот своеобразно выразил свою благодарность, объявив всем постам в качестве первого пароля слова: optima mater – самая лучшая мать.

Убитая горем скорбящая вдова вскоре стала жрицей обожествленного Клавдия и начала возводить ему храм на Делийском холме. Однако в то же самое время приближенный к ней Сенека, который ненавидел покойного и не мог простить ему своей ссылки, опубликовал сатиру «Отыквление божественного Клавдия». Это была мелочная месть, которая так типична для мстительных и злопамятных интеллектуалов.

В первые месяцы правления сына роль истинной правительницы играла Агриппина. 17-летний Нерон не вмешивался в государственные дела, а Агриппине помогали Бурр и вольноотпущенник Паллас, который был министром финансов. На некоторых из выпущенных в этот период монет Агриппина изображена вместе с Нероном, а в помещенных на них надписях она именуется Agrippina Augusta mater Augusti – «Агриппина Августа, мать Августа». Заседания сената созывались во дворце императора, чтобы Агриппина могла слышать все дебаты, скрываясь за занавеской.

Однако постепенно между Агриппиной и Нероном нарастал конфликт. И достаточно было того, что поначалу казалось сущей мелочью, чтобы он разгорелся ярким пламенем. Нерону приглянулась вольноотпущенница Акте, и он стал пренебрегать своей законной женой, Октавией. Агриппина отреагировала на это с яростью, устроив сыну публичный разнос с криками, что только вольноотпущенницы и служанки ей в невестки не хватало. Скандал постарались замять, но взаимная обида осталась. Но настоящим ударом для Агриппины, лишившим ее возможности править, стало отстранение от должности так преданного ей Палласа.