Но разворачиваясь к лестнице, она заметила в стороне, куда тянул ее пес, замершую синекожую девушку из видения. Та, поняв, что ее обнаружили, размеренно заговорила на незнакомом языке и протянула к Лане руку. Лана остановилась, не зная, что делать. Песик призывно замяукал, показывая, куда, по его мнению, надо бежать. Девушка продолжала говорить, и некоторые слова становились понятны, хотя язык оставался все тем же.

— Домой… — разобрала Лана. — Возвращайся с нами домой.

Домой? Ноги сами шагнули вперед, но сзади кто-то схватил ее за талию и, подняв в воздух, понес в сторону выбитых окон. Синекожая закричала, призывая на помощь. Пес шипел вслед. Лана посмотрела на державшие ее руки — человеческие, загорелые, скосила взгляд в сторону, пытаясь рассмотреть не то спасителя, не то похитителя, и сердце рухнуло в бездну отчаянья. Там, за спиной удерживающего ее человека, распахнулись черные крылья, такие же, как у маньяка. Такие же, как у ее смерти.

Показалось, что сердце от ужаса прекратило биться, тело окаменело. И только губы продолжали упрямо шептать: «Помоги мне. Пожалуйста, помоги мне».

— Ну, конечно, помогу, — пообещал чей-то насмешливый голос. — В конце концов, я долго этого ждал.

Из ниоткуда к ней потянулась огненная рука, и Лана, не задумываясь, за нее уцепилась.

Яна начало напрягать то, что его, шутя, перетаскивали то на выставку, то обратно. Интересно, у творцов со всеми такие «салки» работают, или просто ему не повезло? Спросить Милу напрямую, что за дела, не позволяла совесть. Или жалость к этой хрупкой нервничающей девушке, расстроенной из-за сорванной выставки, к которой она долго готовилась. Поняв, что Ян никуда не побежит сломя голову, Мила отсела от него на диванчик и принялась теребить браслеты на запястье, бездумно глядя в стену. Да, в ту самую стену, на которой еще недавно висела доска с жертвами маньяка. Ян прекрасно понимал, что опасность на выставке совсем другого рода, но не представлял, какого именно. Неизвестность бесила. Больше всего на свете он не любил неизвестность, ожидание и собственное бессилие. И вот сегодня словил комбо.

Кажется, что-то такое уже было с Яном, когда он в последний раз получил от отца по лицу и упал, ударившись головой о косяк. В тот день ему показалось, что отец замахнулся на Лану, и Ян просто не мог не вмешаться. И не пожалел о своем поступке, даже когда расплывающийся от боли и слез мир показал ему, как на голову насмерть перепуганной сестренки ложится тяжелая мужская рука и гладит по волосам. Даже когда услышал, как отец просит у Ланы прощения.

О том, что отец умер, Яну сообщили только после выписки из больницы, где он целый месяц пролежал с сотрясением мозга. Ходили слухи, что Виктора Смирнова убили на глазах у дочери, но Лана ничего не помнила. Не удивительно — такой шок для семилетнего ребенка. И хотя Ян помнил, что сестра была единственной, кого отец не трогал, он не испытывал к Лане ненависти и ни капли не жалел, что в тот день попытался ее защитить. Он и сейчас предпочел бы выйти против непонятного «опасно», вместо того, чтобы мерить шагами чужой кабинет. Кабинет, когда-то принадлежавший его отцу.

Хлопнула дверь, и, едва не сбив Яна с ног, в комнату ворвался Сеня, успевший переодеться в черное. Правда, в его случае это были всего лишь джинсы и футболка с символикой группы «DrugMetal». Неплохая группа, кстати. Их, кажется, Лана слушает. От воспоминаний о сестре чувство собственной беспомощности накатило с новой силой, и Ян так сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели.

— Не укусит, — вздохнула Мила, отвечая на немой вопрос Сени.

— Точно? А то я даже не знаю кто страшнее — Ян или векш, который сегодня запустил в меня копьем. Ну, знаешь, эти их… с дымящимся хвостом… энергетические такие… а! Джахар бхаала!

Но никто не оценил способность Сени разбираться в неведомом оружии. Ян понятия не имел, что за векши такие, и в какой компьютерной игре водятся. Мила и вовсе после его реплики спрятала лицо в ладонях и затихла. Плачет? Ян уже собирался проверить и в случае чего утешить, но Сеня оказался быстрее. Присел рядом с девушкой на корточки и, убрав одну из ее рук, заглянул в глаза.

— За картины переживаешь?

— Да в бездну ваши картины! — обозлилась Мила.

Нет, она не плакала, но Ян почему-то не был этому рад.

— Ну, примерно туда они и попали, — обрадовал чей-то голос за их спинами.

Все трое одновременно обернулись на высокого бородатого мужчину, покрытого толстым слоем пепла. Несмотря на столь плачевный вид, его карие глаза смеялись. Убедившись, что его как следует рассмотрели, он стряхнул с груди часть пепла и на грязно-черной футболке нарисовал огненный символ. Тот вспыхнул, разошелся по телу, возвращая одежде, коже и рыжим волосам чистоту. После чего мужчина перевел взгляд на Милу и трагично объявил:

— Прости, крошка, я бы спас твои картины, но, когда начала падать крыша, твой благоверный спалил все к чер… то есть, во славу бога нашего Огня. Такие дела.

Мила протяжно вздохнула, почти всхлипнула и вновь обхватила голову руками. По ее реакции Ян понял: все сказанное новоприбывшим — правда. Он замер, пытаясь выбрать что делать: выпытывать у бородача подробности или успокаивать Милу. Выручил Сеня, который как бы невзначай спросил:

— То есть Дэн шарахнул по падающей крыше «стеной», после которой, как известно, даже пепла не остается, но ты, как та свинья, все равно грязь нашел?

Рыжий и бровью не повел, сделав вид, что отряхивает футболку от несуществующих пылинок, а заодно хвастался прокачанной бицухой.

— Арсений-Арсений, ты без году неделя как прошел обучение и станешь утверждать, что видел «стену» в принципе? Не то, чтобы в исполнении Дэна.

«А вот и не подеретесь», — устало подумал Ян.

— Дэн в «Крещатике» номер спалил, когда Сеня в череду вероятностей провалился, — пояснила Мила, не поднимая головы. — Ванька, а почему крыша упала?

Тот, найдя благодарную слушательницу, прошел к дивану и, усевшись рядом с Милой, закинул ногу на ногу, всем своим видом показывая, что сейчас будет вещать. Не дали — только Иван открыл рот, как в кабинете на том же самом месте, где недавно стоял он, появился Дэн в охапку с беснующимся существом. По бледной коже существа струились красные трещины, напоминающие вулканические разломы, по дну которых струилась пылающая огнем кровь. На лысой голове вкупе с закатившимися глазами, смотревшими на мир мутно-алыми бельмами, разломы смотрелись особенно жутко, но в тоже время естественно. А простенькие шорты, бывшие когда-то белыми, и футболка в копоти, крови и разводах наоборот казались лишними. Особенно принт на последней в виде контура мужской головы с приставленными к виску пальцами, изображавшими пистолет.

«Все в твоей голове, Нео, — прочитал Ян. — Ты и есть Матрица».

Сердце ухнуло вниз, разбившись вдребезги. Ян шагнул к новоприбывшим, но его перехватил Сеня, хлопнув ладонью по плечу. Делать новый шаг тело отказалось, только губы прошептали на выдохе: