— Приходи завтра, сегодня мне некогда, — сказала я сквозь зубы. Я прекрасно понимала, что нельзя относится теперь с подозрением ко всем молодым черноволосым женщинам с полными губами. У меня нет причин обижать соседку, а тем более — давать ей повод для сплетен. Проходя мимо Раисы, я улыбнулась ей, ощущая неловкость. «Могла бы держаться повежливее, черт побери», — подумала я про себя. Слава Богу, Раиса ничего не поняла.

— Ну, не знаю, — на лбу Раисы появилась складка. — Тебе не кажется, что трава так и прет после дождя?

Нет, Раиса все-таки изрядная зануда, и представить ее в постели с Сережей просто невозможно. Во-первых, она не из тех, кому дарят квартиры. К тому же я знаю, с кем она наставляет рога своему бухгалтеру. Об этом все в поселке знают, и Сережа в том числе. К тому же, Галина Филипповна сказала, что Сережина девица ей незнакома, а Раису она знает, как облупленную. Во-вторых, чтобы заняться любовью, ей пришлось бы прекратить нескончаемые разговоры о прическах, нарядах и проделках ее обожаемой Тимочки.

— Да, трава растет, как на дрожжах, — согласилась я и прошла мимо.

— Верно! — обрадовалась Раиса. — Моя Тимочка ненавидит стриженые газоны, но в траве заводятся мыши… — Она пробиралась следом за мной вдоль забора. — Скажи, Анечка, почему у тебя такие красивые цветы, а у меня чахнут?

— Поливай чаще и подкармливай минералами! — хотелось ответить мне. Но мои советы для Раисы пустой звук. Поэтому я сказала другое: — Наверно, у тебя почва хуже. — И не останавливаясь, поднялась на крыльцо Римминой половины дома. — Пока! — попрощалась я с Раисой, и скрылась в доме.

Две минуты спустя я стояла в гостиной Риммы рядом с ее креслом, пытаясь скрыть ярость, которая клокотала у меня в груди, а Римма смотрела на меня, и ее большие глаза становились все больше, больше…

Она схватила меня за руку.

— Что с тобой? Ты выглядишь хуже некуда. Что случилось?

— Сережа мне изменяет, — ответила я, чувствуя, что теряю сознание. Слова с трудом выпихивались из моего горла. — Я собираюсь уйти от него и развестись.

Выговорить эти слова вслух оказалось намного труднее, чем произносить их мысленно, и я без сил опустилась на стоящий рядом диван.

— Ну и дела, — пробормотала Римма и тут же крикнула: — Тамара! Принеси воды и сердечные капли!

— У меня все в душе перевернулось, — жаловалась я Римме, прихлебывая чай с лимоном, и отделяя чайной ложечкой кусочки от свежайшего медового пирожного, печь которые Римма большая мастерица. В ее положении это требует определенных усилий, но на кухне у нее (Сережа постарался) так все устроено, что ей практически не приходится прибегать к посторонней помощи. Это славная, но сейчас изрядно захламленная кухня: вокруг рядами стоят разнокалиберные кастрюли с салатами, мясными закусками, соусами, в гриле дожаривается вторая курица, в то время как первая лежит, заботливо завернутая в фольгу, а еще здесь стоят стопками тарелки и подтарельники. А Тамара только что унесла в столовую две коробки. Одну с ножами и вилками, вторую — с накрахмаленными салфетками. В свое время Сережа пригласил мастеров, и кухню отделали кирпичом и деревом, но истинной хозяйкой кухни была Римма, поэтому, когда она устраивала, как мы называем эти мероприятия — «приемы», здесь царил настоящий кавардак. И должна заметить, Римма как нельзя лучше вписывалась в окружающий ее хаос. Впрочем, она вписывается везде. Такая уж у нее способность быть самой собой в любом случае, в любой обстановке.

— Я даже подумать не могла, что Сережа променяет нас на какую-то девку. Ведь он всегда слишком занят, я верила ему, что у него нет ни одной свободной минуты, и вдруг такая дешевка! Я уйду от него, непременно уйду. Жаль георгины и флоксы, — я бросила тоскливый взгляд на наш замечательный дворик, — расцветут без меня.

Римма отложила в одну сторону терку, в другую огрызок моркови. Она вдруг вспомнила про какой-то новый сногсшибательный салат, и непременно хотела его приготовить. Все это время она натирала морковь, и казалось, слушала меня вполуха. Я подозревала, что пришла некстати. Римма очень ответственно подходит к подготовке каждого приема, и не беда, что гости не съедали и десятой доли того, что она обычно готовила, остатками пиршества мы привычно питались неделю, и не очень оттого расстраивались, я в особенности. Отсутствие ежедневной готовки позволяло мне выкроить пару часов на парикмахерскую, бассейн или на встречу с Людмилой.

Но даже, если я не вписываюсь в ее планы, Римма никогда мне не скажет этого, а у меня хватает совести не тревожить ее, когда она корпит над книгой или, не дай Бог, готовится к приему гостей. Но сегодня был особый случай, и я рискнула вторгнуться в ее святая святых.

Она почти никогда не приглашает меня помочь в подготовке вечеринки. Это ее способ заявить всем, и себе в первую очередь, что она не беспомощный инвалид. И если ее ноги не ходят, то это не значит, что у нее не работают мозги и не действуют руки. Я обычно наношу последний штрих, расставляю вазы с цветами, это Римма доверяет мне, также как и срезать цветы для букетов. Тут она полностью признает мое превосходство, а еще я помогаю ей облачиться в вечерний туалет, правда, по этому поводу мы долго спорим, но Римма, в конце концов, принимает все мои советы. Я ее приучила пользоваться косметикой и укладывать волосы, слегка приподнимая их на висках и на шее. У Риммы и в пятьдесят с лишком лет, по-девичьи стройная и гладкая шея. И если говорят, что шея, как и руки, выдают возраст женщины, то в этом мы с Риммой ровесницы.

— Цветы без тебя загнутся, — говорит Римма и водружает миску с натертой морковкой на столик, который стоит справа от ее коляски, — поэтому следует хорошенько подумать, прежде чем резать по живому.

— Это не я, это он режет по живому, — возражаю я.

— Аня, ты разумная женщина, — Римма строго смотрит на меня, — подумай, сколько людей на белом свете завидуют Сережиному положению, вашей семейной жизни, благополучию, достатку. Завидуют нашей с тобой дружбе, и что у нас такие замечательные дети, которые уважают и любят нас, заботятся друг о друге. Неужели какая-то похотливая молоденькая сучонка одним махом сможет разрушить то, что строилось и укреплялось годами? Неужели ты без боя сдашь свои позиции? Неужели ты хочешь, чтобы в поселке злорадствовали по поводу случившегося? Ведь это скажется и на Сережиной карьере тоже!

— Он не думал о карьере, когда затевал с ней шашни, он не думал ни о нас, ни о детях! Почему тогда я должна думать о нем?

— Я понимаю, тебе сейчас очень тяжело. Но ты молодая, здоровая, красивая! Умница, наконец! Неужели ты его подаришь какой-то шалашовке? Ведь она только этого и ждет. И потом, кто тебе сказал, что у него с ней серьезно? Да и существует ли эта особа на самом деле? Может, это плод твоего воображения.

— А обертка? Презервативы? Ключи, наконец? Тебе этого мало? — сварливо замечаю я, и одно за другим выкладываю перед Риммой вещественные доказательства измены ее бывшего, и моего ныне действующего мужа. — Или скажешь это тоже плод моего воображения?

Римма долго смотрит на них, затем тяжело вздыхает.