Значит, все было решено уже давно. Колебание, сожаление приора были, вне всякого сомнения, искренними, однако Великий магистр и сам приор уже сплели свою хитроумную паутину. Франческо де Леоне обуревали противоречивые страсти. Неправдоподобная надежда наслаивалась на жгучую ненависть, которую он питал к Капелле.

Франция, Арвиль-ан-Перш, одно из самых крупных командорств тамплиеров. Он давно уже потерял надежду оказаться там. Именно там другая, несомненно, более важная дверь, должна была приоткрыться перед ним. У Леоне в горле пересохло, и он ограничился лишь одним замечанием:

– Говорят, что Гийом де Ногаре очень опасен.

– Да. Тем более потому, что он наделен самым блестящим умом из всех, которые я знаю. Не забывайте, что он достойный преемник Пьера Флота. Как и Флот, он легист, как и Флот, он настаивает на превосходстве королевской власти над французским духовенством. Мы не можем допустить, чтобы Церковь раскололась и ускользнула, где бы это ни случилось, из-под власти Папы. Если данный теологический и политический спор приобретет размах, это станет катастрофой.

– Поскольку тогда королевская власть будет носить сакральный характер, Филипп примется утверждать, что получил ее непосредственно от Бога и что в его стране нет никого, кто стоял бы над ним.

Приор кивнул головой в знак согласия. Многие ночи напролет он пытался предвидеть эту лавину последствий, разрабатывал оборонительные стратегии, а затем ранним утром отмел их, поскольку они все без исключения оказывались бессмысленными. Единственная защита заключалась в том, чтобы помешать Филиппу Красивому ниспровергнуть высшую власть Церкви над всеми христианскими государями.

Рыцарь де Леоне постепенно успокаивался. Он чувствовал, что находится далеко от этого спасительного острова и мысленно уже был там, в том единственном месте, откуда он мог возобновить свои поиски.

– Какие указания, которые помогли бы мне… – начал он, но Арно де Вианкур прервал его:

– Мы продвигаемся на ощупь в густом тумане, брат мой. Любые прогнозы были бы ослиной глупостью.

– Тогда мой герб, мои полномочия?

Казалось, приор заколебался, но потом заявил сухим тоном, впрочем, не удивившим рыцаря:

– Мы оставляем это на ваше усмотрение, лишь бы они служили Христу, Папе и… нашему ордену.

Даже если бы Леоне до сих пор этого не понял, последние слова приора не оставили у него ни малейших сомнений. Как и в других орденах, в ордене госпитальеров существовала строгая иерархия и личные инициативы не поощрялись. Предоставленную ему полную свободу действий было легко объяснить: надвигался самый серьезный кризис из всех, которые ордену приходилось преодолевать с момента своего признания около двух столетий назад.

– Я получу инструкции?

– Неужели вы боитесь, Франческо? Я не могу в это поверить. Нет, вы же знаете, что мы не доверяем письменным свидетельствам. И доказательством этому служит тот факт, что мы только недавно сочли необходимым, чтобы один из наших рыцарей, Гийом де Сент-Эстен, собрал воедино наши основные тексты. Что касается нашего устава, то существуют лишь несколько рукописных экземпляров. Как вы знаете, они не должны попадать в чужие руки и с них нельзя делать копии. Неужели вы боитесь? – повторил приор.

– Нет, – прошептал Франческо де Леоне, и впервые в это утро его лицо озарила улыбка.

Он знал, что настоящий страх придет потом, а сейчас он чувствовал себя разбитым от непонятного напряжения. Еще немного, и он упал бы на колени на пыльную землю, чтобы прочитать молитву или, возможно, чтобы закричать.

Последние отблески дня задержались на западе. Весь этот день Франческо де Леоне изнурял себя работой. Он пропустил две трапезы, соблюдая свой тайный пост, а также помогал ухаживать за «нашими господами больными», что было одним из обязательств ордена госпитальеров, отличавшим его от прочих рыцарских орденов, и обучать недавно принятых в орден новичков. Жара и физическое изнеможение принесли ему мимолетное облегчение.

Неужели Бенедикт умрет? Неужели теперь все начиналось снова? Неужели после четырех лет исканий, столь же тайных И упорных, сколь и бесплодных, политическая угроза позволит ему наконец открыть дверь, до сих пор остававшуюся тайной? Разумеется, это путешествие будет оправдано возложенной на него трудной миссией. И все же ему казалось, что совпадение было слишком большим, чтобы оказаться случайным. Знак. Он так ждал Знака. Он, наделенный чрезвычайными полномочиями приором, а значит, и Великим магистром, приедет во Францию, в страну, где ему откроется Тайный След. Возможно, он там постигнет смысл Света, который заливал его всего лишь одно, но божественное мгновение в самом центре церкви Святой Констанции в Риме.

Лихорадочная тревога заставила его вздрогнуть. А если, напротив, речь шла о другой западне, о другом убийственном разочаровании? Хватит ли у него сил продолжать? Но это тем более был не его выбор. Hoc quicumque stolam sanguine proluit, absergit maculas; et roseum decus, quo fiat similis protinus Angelis[20].

Неспешно опускалась ночь. Улицы постепенно пустели. Оживление на них стихало. Приближался час ужина. Человек перешагнул через груду мусора, валявшегося в центральной канаве, и свернул вправо, чтобы попасть на Лебяжью улицу.

Едкий неприятный запах, пропитавший воздух, гораздо красноречивее говорил о местонахождении таверны, чем ее вывеска. Это было одно из тех заведений, где по вечерам собирались работники и ремесленники различных цехов, в данном случае цеха дубильщиков и кожевников. И хотя некоторые желчные проповедники называли таверны «монастырями дьявола», вводившими в грех, действительность была более благостной. В тавернах по-семейному пили, решали большинство дел, улаживали споры, отдыхали среди приятной суматохи.

Перед дверью человек остановился. Внутри раздавались громкие восклицания и смех. Человек нарочно припозднился, чтобы, сидя в одиночестве за столом, не вызывать любопытства посетителей. Тот, с кем он должен был встретиться, уже ждал его. Человек натянул капюшон на самый лоб, запахнул полы тяжелого плаща, слишком жаркого для такого теплого вечера, и толкнул дверь. Две ступеньки. Достаточно было спуститься по двум ступенькам. Океан, вселенная. Пропасть, отделявшая невинность от возможного проклятия. Но порой невинность тяготит, а главное, не приносит должного вознаграждения. Невинность – это тайное удовлетворение, деньги и власть. Человек сделал шаг вперед, поставил ногу на первую, потом на вторую ступеньку.

Его появление не вызвало реакции у завсегдатаев таверны. Лишь женщина, сидевшая за столом, приветливо ему улыбнулась.

Человек пересек зал, спокойно шагая по земляному полу, устланному соломой, и приблизился к тонувшему в полутьме столу, стоявшему в глубине. Тот, кто ждал его, прикрутил фитиль масляного светильника.