— Как это — что с ней не так?

— Всё с ней так, вот как это! Более миловидной девушки я ещё не встречала. А уж тебя я знаю: ты ни в кого другого не влюблён — даже в самого себя. А она с ума по тебе сходит, так чего же тебе ещё надо?

Я раскрыл было рот, но снова закрыл, поскольку ответить было нечего. На этот вопрос я и самому себе не знал что ответить. Даже скажи я миссис Брэйди, что это не её дело, вопрос тем не решался.

— Уж не пугает ли тебя её любовь, — а, Эд? Вообразил себе, что жениться тебе ещё рано, вот и бегаешь от неё. А ведь будь она какой-нибудь паршивкой, которой на тебя начхать, ты бы каждую ночь вздыхал под её дверью.

— Ну уж, скажете, миссис Брэйди, — усмехнувшись, проговорил я.

Тут кофе начал закипать, и я достал из буфета чашки с блюдцами — по три штуки, но миссис Брэйди велела мне вернуть назад один комплект, поскольку она собиралась отправляться на боковую. Значит, кофе она занималась только ради меня и Эстеллы.

Я расставил чашки на столе, дождался, пока миссис Брэйди наполнит их, и поблагодарил её. А когда мои руки оказались заняты чашками, она, перед тем как отворить передо мной дверь, похлопала меня по плечу.

— Наседать на тебя мне, Эд, не следовало, ведь сейчас ты беспокоишься о дяде. Заходи как-нибудь ко мне, я тебя на путь наставлю.

— Было бы неплохо, — ответил я. — Благодарю вас, миссис Брэйди.

— И не волнуйся за Амброза Хантера. Где бы он ни был, он выкрутится. Держу пари.

В четверть второго ночи впору было принять такое пари — и я не был бы огорчён, если бы проиграл. Дядюшка Эм умный и благоразумный, но нельзя предвидеть рожна или коллекционера Амброзов. Ведь не важно, насколько вы умный и благоразумный: против удара дубинкой по башке или дула пистолета, сунутого под рёбра, вам не выстоять. Но я ответил:

— Выкрутится, скорее всего. Если вы собираетесь лечь спать, миссис Брэйди, то не обращайте внимания на телефон. Я буду снимать трубку.

С чашкою кофе в каждой руке я поднялся по лестнице, и телефон, к счастью, за это время ни разу не зазвонил, а то не сберечь бы мне этих чашек, кинувшись вниз, к аппарату.

Глава 5

Эстелла, когда я вошёл, сидела в нашем мягком кресле, откинувшись на спинку. Её глаза были прикрыты, словно бы она спала, а губы тронуты лёгкой улыбкой. Я так и замер в дверях — с чашкой кофе на блюдце в каждой руке, и вгляделся в девушку, словно бы никогда раньше мне не доводилось её рассматривать.

Не то чтобы до этого я нечасто её видел. Уж я видал её и на ярмарочной сцене, в женском шоу, когда на ней была только набедренная повязка да нечто вроде сеточки. И была ведь ещё та ночь, когда мы отправились с ярмарочной стоянки в лес; правда, тогда я был влюблён в Риту, и эта прогулка ничего для меня не значила. Да и для Эстеллы, как я тогда думал, она значила немногим больше.

Но нынче я призадумался. Мне было известно, что с ярмаркой она распростилась отнюдь не оттого, что и мы с дядюшкой Эмом так поступили; просто один придурок, который был ей не по душе — и который не нравился никому из нас, — принялся там заправлять. Правда, она симпатизировала как дядюшке Эму, так и мне, и это также являлось одной из причин, почему она выбрала для себя Чикаго. Но жизнь у неё была своя, и круг общения иной, чем у нас.

И вот сейчас мне вдруг стало ясно, что наша ирландская домохозяйка права, права совершенно. Не только насчёт Эстеллы, но и насчёт меня самого — то есть, насчёт моей боязни каких-либо иных отношений, кроме просто приятельских, насчёт того, что я слишком эгоистичен, чтобы рисковать быть вырванным из своей наезженной колеи.

И теперь, совсем нежданно, эта колея словно исчезла.

Веки Эстеллы поднялись, и она произнесла:

— Привет. Так и будешь там стоять, пока кофе не остынет? Я не спала.

— Я просто смотрел. Кажется, никогда не видел тебя с закрытыми глазами.

Я протянул ей одну чашку, а затем подтянул к себе пуфик и тоже уселся, чтобы выпить своего кофе, вполне ещё горячего.

— Так ты нисколько не вздремнула? А то могла Карла прозевать. Я был у миссис Брэйди на кухне и тоже мог его не услышать.

— Я не спала, Эд. Даже глаза я прикрыла, лишь заслышав твои шаги.

— Чего это тебе захотелось?

— Потому что ты ещё никогда не видел меня с закрытыми глазами. А может, мне захотелось, чтобы ты хоть раз увидал. А ты, Эдди, ведь встал рано сегодня утром?

— Как всегда, в полвосьмого. А что?

— Карл может просидеть за покером и всю ночь. Почему бы тебе не прикорнуть, а я разбужу тебя, когда он вернётся. Обещаю, что глаз не сомкну.

— Мне не заснуть.

— Как бы тебе завтра не пожалеть. Вдруг от тебя потребуется бодрость, а ты будешь измотан?

Это звучало логично, ведь в настоящую минуту я был способен только терзаться. А у меня даже не было никаких фактов, чтобы обдумать их и уложить в какую-нибудь концепцию. Я просто ждал прихода Карла Делла, и мог прекрасно делать это, спя на кровати.

— Возможно, Эстелла, ты и права. Ну, допью вот кофе, да и прилягу, пусть даже заснуть не смогу.

Я сделал ещё глоток; кофе, всё ещё горячий, сразу было не выпить. Внезапно я вспомнил об одном деле; его следовало сделать немедленно, поскольку утром я мог не вспомнить: мне нужно было заручиться фотографией дядюшки Эма, как это сделал Бен Старлок. Я подошёл к комоду и вынул из него коробку для канцелярских принадлежностей; там у нас было несколько фотографий, частью просто любительских снимков, — я отобрал два, на которых дядюшка Эм смотрелся вполне сносно. Оба снимка были сделаны на ярмарке; на одном из них дядюшка Эм стоял перед своим заведением, где публика должна была метать мячики в молочные бутылки, другой же представлял его сидящим в дверях трейлера, принадлежавшего Хоги, на парковке в Луисвилле, причём сам Хоги сидел позади него, и оба держали в руке по бутылке пива.

Снимала оба раза