– В самом деле! Признаю, что я не обратила на это внимания.

– А я обратила, потому что мне было совершенно нечем заняться в коридоре…

Они подъехали к гостинице. Служащий открыл дверцу такси, чтобы помочь маркизе выйти, пока Мари-Анжелин расплачивалась с водителем. Госпожа де Соммьер направилась прямиком к портье. После короткого диалога она присоединилась к План-Крепен, ожидавшей лифт. Старая дама явно гневалась, но не считала нужным посвящать в ситуацию лифтера. Только когда двери их апартаментов закрылись за ними, она дала себе волю:

– Не желаете ли объяснить мне, что Лиза делает в психиатрической клинике?

– А?

– Вы правильно расслышали. Доктор Моргенталь, который ее возглавляет, известный психиатр. Он занимается только самыми сложными случаями. И, разумеется, его услуги ценятся невероятно высоко!

– Дом для очень обеспеченных умалишенных, я понимаю! Теперь мне становится понятно, почему Ги Бюто в Венеции не смог узнать названия заведения, где Лиза потеряла ребенка. Она совершила ужасное путешествие, чтобы передать выкуп, с ней грубо обращались в замке, она едва не сгорела вместе с Альдо, Полиной и Уишбоуном. Естественно, что после таких испытаний потеря ребенка могла серьезно подействовать на ее нервы, расшатанные изменой мужа.

– Да… Бедная Лиза! Я уже жалею о том, что так разговаривала с ней. Она заслужила более деликатного обращения!

– Я в этом не уверена. Вспомните о ее, можно сказать, равнодушии, когда мы сообщили ей о возможной смерти Альдо. И хорошо, что дети сейчас в Вене. Мы далеко от той Лизы, которая настолько любила Венецию, что даже не думала о том, чтобы жить где-то в другом месте. Интересно, что она ответит, когда дети спросят ее об их отце.

– Вы не слишком увлеклись?

– Возможно, но я не могу отделаться от мысли, в которой, я уверена, нет ничего нелепого: женщина, которую мы только что видели, – это не та Лиза, которую мы так любили. И я спрашиваю себя, не связаны ли эти перемены с этой… клиникой?

– Вы полагаете, что Лиза сходит с ума?

– Не совсем, но одному Богу известно, как за ней ухаживают, и какие лекарства заставляют глотать под удобным предлогом лечения нервного потрясения – реального, я в этом не сомневаюсь! – пережитого ею в Круа-От.

– О чем вы думаете? О наркотиках?

– Почему бы нет? У меня никогда не было безграничного доверия к заведениям подобного рода. Куда лучше было бы для Лизы после выкидыша поехать к своей бабушке, которую она обожает. Тем более что малыши уже там. Вместо этого ее помещают в невероятно гнетущую обстановку! Комфорт – да, но вокруг абсолютная тишина, и кузен Гаспар всем дирижирует! Мне показалось, что он чересчур надоедлив.

– Вы не одиноки в своем мнении. И я удивлена тем, что отец Лизы оставляет дочь в его полной власти. Банкир сейчас в Лондоне, согласна! Но почему так долго? Поездки человека его уровня редко длятся дольше двух-трех дней! Перезвоните в банк и узнайте, когда Мориц Кледерман должен вернуться.

Спустя несколько минут секретарь банкира ответил, впрочем, очень любезно, что ему это неизвестно.

– Передайте, пожалуйста, госпоже де Соммьер, что, к моему огромному сожалению, я не могу ответить на ее вопрос. Господин Кледерман может вернуться завтра, на следующей неделе или через две недели. Он занят сейчас очень важными делами. Я лично не жду его раньше следующей недели. Но так как речь идет о членах его семьи, то вы можете с ним связаться. Господин Кледерман всегда останавливается в гостинице «Савой», а на уик-энд он отправляется в Ньюкасл к своему другу лорду Астору.

– Вот так! – закончила План-Крепен. – Не знаю, что мы об этом думаем, но я не представляю, как мы будем обсуждать все это по телефону…

– Об этом не может быть и речи! Все слишком серьезно, и я должна вам признаться, План-Крепен, что чувствую себя совершенно сбитой с толку. Мы могли бы подождать пару дней, но дольше мы здесь оставаться не можем! И для чего нам оставаться? Чтобы умирать от скуки? Я почти уверена, что даже если мы вернемся в эту проклятую клинику, нам не позволят увидеть Лизу! С ней рядом не кузен, а сторожевой пес, который, как мне показалось, слишком уверен в себе! Не забудьте о том, что он влюблен в нее с отрочества, что он ненавидит Альдо, и я уверена, что он готов на все, чтобы отнять у него Лизу… И потом, мне не терпится увидеть нашего раненого!

– Итак, мы возвращаемся в Тур?

– Да, мы возвращаемся! Как бы я хотела поговорить обо всем этом с Адальбером… А пока я напишу записку Кледерману, раз мы не можем с ним поговорить.

– Чтобы рассказать обо всем, что мы видели в клинике?

– Нет, я напишу, что мне необходимо с ним поговорить, рассказать новости об Альдо и сообщить, что он вскоре – во всяком случае, я на это надеюсь! – поселится у нас, чтобы окончательно поправиться. Не более того. Есть вещи, которые можно обсуждать только при личной встрече. Вы пойдете и оставите мое письмо у его секретаря, господина…

– Вальтера Лайнсдорфа, – поторопилась подсказать Мари-Анжелин, которая знала, какое раздражение вызывают у маркизы эти внезапные – и редкие! – выпадения памяти.

– Благодарю. Есть подходящий поезд сегодня вечером?

– Есть поезд, который отходит как раз сейчас, и еще один в двадцать два часа тридцать минут. Но могу ли я сказать?

– Разумеется, можете! Как будто вы этого не знали!

– Не лучше бы нам было после таких испытаний постараться отдохнуть, хорошо выспаться в этой гостинице, которую Альдо так высоко ценит, а не мучиться в спальном вагоне, где нам наверняка не удастся заснуть? Мы приедем в Париж разбитые, помчимся на вокзал Аустерлиц, сядем в другой поезд и, наконец…

– Остановитесь, не предсказывайте, что я в слезах упаду в объятия Адальбера! Это совершенно не в моем стиле, но вы, возможно, правы. Мне просто необходимо успокоиться. Позвоните, чтобы подали мое обычное шампанское, а потом я напишу письмо, которое вы отнесете господину Лайнсдорфу. Я его запечатаю, чтобы быть уверенной в том, что его вскроет только Мориц. Заодно вы закажете нам билеты на поезд… Потом вы прикажете принести нам меню, чтобы мы могли спокойно поужинать здесь. У меня нет ни малейшего желания появляться на публике…

Спустя час План-Крепен возвращалась из банка, где она выполнила поручение маркизы. В обычное время она отправилась бы туда пешком, но уже стемнело, пошел снег, и она взяла такси. Машина ждала ее, пока она передавала письмо. Такси уже направлялось к входу в гостиницу, когда мощная «Бугатти» оказалась на его пути. Таксисту пришлось резко затормозить, чтобы избежать аварии, и он разразился потоком ругательств, которые совершенно не подействовали на водителя болида. Он лишь пожал плечами, вышел из машины, отдал ключи служителю, чтобы тот поставил автомобиль на стоянку, и торопливо вошел в холл. Таксист не успокоился и призвал Мари-Анжелин в свидетели:

– Вы видели это, сударыня? И почему именно мне встретился этот грубиян?