— Нет, сэр, не страдаю. Мне просто интересно знать, почему вы сидите здесь и ковыряетесь пальцем в заднице?

Кармен не могла осуждать его за несдержанность. Когда помощник шерифа сказал Уэйну, что, если парень, которого он выбросил из окна, получил серьезную травму, он может подать на него в суд, тот не удержался и съязвил:

— Возможно, для вас это единственный способ с ним встретиться.

Полицейские были настроены агрессивно. Кармен это понимала. Они держались надменно и холодно, не выказывая никакого сочувствия, кроме как Дэйвису, а с ней обращаясь словно с несмышленышем.

— Послушайте, Кармен, вы полагаете, что в состоянии рассказать нам все, что случилось, четко и ясно?

— О господи! — вздохнул Уэйн.

Наконец Нельсон Дэйвис попросил ее приготовить для полицейских свежий кофе. Она не смела даже взглянуть на Уэйна, который демонстрировал свое раздражение, тогда как она пыталась подавить свое. Наконец в разговоре полицейских с Нельсоном прозвучало, что в полиции об этих парнях кое-что известно. Она спросила Нельсона, правда ли это, тот ответил:

— Ну да! Один из них мне звонил.

— Но вы об этом никому не сказали.

— Я сказал полиции.

— Я имела в виду, ни мне, ни моему мужу.

— Дело в том, что парень позвонил снова и изменил условия встречи, — сказал Нельсон. — Если бы он поехал в Уайлдвуд, полиция установила бы там наблюдение. Мы должны были подумать о безопасности домовладельцев. Впрочем, жаль, что эти двое не приехали в Уайлдвуд. Они бы никогда не заподозрили, что рабочие, сгребающие листву, полицейские.

— Вы должны были позвонить Уэйну, чтобы он не приходил на встречу с вами.

— Вот еще! — усмехнулся Нельсон. — Сказать по правде, я не ожидал, что он вообще придет. А если и придет, то только из вежливости.

— Ради меня?

— Это вы сказали, не я. — Он посмотрел на Уэйна. — Я прав? Не отвечайте, если у вас возникнут из-за этого проблемы.

— Мы можем быть свободны? — спросил Уэйн.

Домой они приехали после шести. Уэйн открыл две банки с пивом и протянул одну Кармен, сидевшей за кухонным столом. Отпив глоток, она взглянула на него.

— Когда Нельсон упомянул копов, сгребающих листья в Уайлдвуде, я едва не сказала ему, что для начала следовало бы завезти туда листьев, так как их там нет.

— Надо было.

— Эти парни вели себя так… так самоуверенно, — заметила она погодя.

— Как если бы им было известно, что следует предпринять.

— Вот сукин сын! — покачала она головой спустя минуту.

— Кто?

— Нельсон, кто же еще? Я должна была догадаться раньше, что он за тип, хотя бы по тому, как он расписывается. Для его автографа характерны максимальная скорость в сочетании с полным игнорированием формы, негармоничность расположения, угловатость с резкостью.

— И что это доказывает? — спросил Уэйн.

— Это доказывает, что ему свойственны неуравновешенность, авторитарность до мании величия, интересы прежде принципов, отсутствие каких-либо навыков взаимоуважительного общения с окружающими людьми. В поведении этого человека часто встречаются грубость, вульгарность, отсутствие душевного тепла или искренности. В общем, я у него больше не работаю!

Уэйн чокнулся с нею своей банкой пива.

— В конце концов, должно же было выйти из всего этого хоть что-то хорошее!

Арман не возражал, когда Ричи стал называть его Птицей. Теперь это его стало раздражать. В особенности когда Ричи, весь окровавленный, не переставая скулил:

— Птица, у тя есть платок? Мать твою, да я весь исполосован. Птица, отвези меня к Донне. Она умеет оказывать первую помощь.

Ричи порезал подбородок, когда вывалился через разбитое окно и шлепнулся на осколки. Он ныл, потирая разбитые коленки и пачкая штанины кровью. У Армана болели спина и ребра в тех местах, по которым этот крутой мужик прошелся своей железякой. Надо же, как они вляпались! Мужик оказался не просто крутым, но еще и не тем парнем, с которым Ричи разговаривал по телефону.

— Дай глянуть, — сказал он, осматривая задранный подбородок Ричи. — У тебя всего пара царапин.

Они проехали через Мэрии-Сити, миновав улицу, на которой жила Донна, и Ричи взорвался:

— Стоп! Куда мы едем?

— В Сарнию.

— Так это ж в Канаде!

— Мы не можем разъезжать здесь на этой тачке, — пояснил Арман. — Тот парень и та бабенка ее засекли.

Арман вспомнил, где видел этого мужика с пикапом. Это было вчера. Мужик с надписью «Монтажник» на куртке беседовал с Лионелем Адамсом в баре на острове Вэрайэти.

Он не сомневался, что бабенка работает в агентстве. Это она окликнула по имени мужика, видимо монтажника.

Если его схватят, монтажник и та баба из агентства скажут, да, он тот самый парень. И полиция очень скоро наведет справки, откуда он. Это верняк! А уж выяснить, что голубой «кадиллак» принадлежит зятю старика, застреленного вчера в Детройте, — это им раз плюнуть.

— Я обещал этого кидалу убить — и убью, — заявил Ричи.

— Какого кидалу? — спросил Арман.

— Из гребаного агентства. Ты, Птица, чё не стрелял? Оба торчали прямо в окне. В такого верзилу трудно промазать. За каким дьяволом ты, мать твою, не стрелял?

— Тебе нужен тот парень, да?

— Птица, он был у тебя в руках. Этот панк ни хрена не понял!

— Можно мне тебе кое-что сказать, а?

— Чё?

— Этот парень не из риелторского агентства.

— Ты чё несешь?

— На днях или раньше я тебе все объясню. А сейчас я тебе вот что скажу: вытаскивай пушку и целься только тогда, когда и вправду хочешь кого-то убить.

— Так ведь можно и передумать.

— Нет, нельзя. Только не тогда, когда уверен, что это сделаешь. В таком случае достаточно одного выстрела. Охотник, к примеру, не станет стрелять, если боится, что может промазать или только ранить зверя. Понимаешь, тогда ему придется искать раненого зверя, чтобы прикончить. А что, если зверь прикончит его? К примеру, лев сатанеет от раны и непременно нападает на охотника. Вот почему всегда нужно быть уверенным до конца. Один выстрел, не больше…

— Слышь, из меня вытечет на хрен вся кровь.

— Не пачкай сиденье. Я хочу, чтобы ты усек, что не должен стрелять в кого-то больше одного раза.

— Ё-мое, я сдохну от боли.

— Не ной, отвезу тебя в больницу, — пообещал Арман.

— В Сарнии?

— В Сент-Джозефе. Я там знаю больницу. Я и мои братья ездили туда убрать одного парня.