На репетиции Лена не сразу сумела полностью включиться в процесс: пару раз перепутала слова, вступила на полтакта раньше положенного в простой ритмически песне и едва не пропустила припев, задумавшись о своем.

Парни, конечно, шутили про удавшееся ночное свидание, а она лишь вяло улыбалась в ответ. Сделанные в начале ошибки, к счастью, заставили Лену собраться и сосредоточить все свое внимание исключительно на пении, после чего об утренних тревогах на целых два часа удалось забыть. Переключившись, она смогла прийти к единственно верному решению: действовать по ситуации. Иных вариантов не существовало.

В конце концов Ярослав Исаев не последний мужчина на Земле, и паниковать о неудавшемся романе, что не успел и начаться, было как минимум странно. Просто… просто Лену топила обида на обстоятельства — все складывалось чересчур скомкано и неудачно. Невовремя.

В номер она вернулась вечером, как раз к звонку мамы. Раз в несколько дней они регулярно обменивались новостями, и обычно ничего важного в таких разговорах не звучало, но сегодня повод для беспокойства все-таки нашелся. Не успев насладиться вернувшимся душевным спокойствием, Лена снова расстроилась.

— Как у вас дела, мам? — спросила она, пока раскладывала на кровати концертные платья: пора было решить, в чем выступать завтра.

— Да что с нами будет, — ответили ей легко на том конце телефонного провода, — нормально все. В выходные с папой на дачу поедем, Максима с собой возьмем, а то ходит как в воду упущенный.

Лена нахмурилась, заслышав последние слова. Ее жизнерадостный брат настолько расстроен, что и мама заметила?

— А что с Максом такое?

— Если бы я знала! — Мамин голос отдавал утомленным раздражением. — Разве ж поймешь, что у него на уме? Сидит у себя как сыч и носу не кажет. Такая погода на улице, гулял бы! Потом ведь институт начнется, не успеет оглянуться, а там уже и взрослая жизнь наступит. Развлекался бы, последнее лето свободное, а он сидит.

Вздохнув, Лена сдвинула платья в сторону и, опустившись на кровать, постаралась сдержать возникшее стремление к полноценному допросу. Толку не будет все равно.

При всех своих достоинствах тактичностью и чуткостью мама не отличалась и в чужих чувствах и мотивах, как правило, разбиралась плохо. Макс же с подросткового возраста стал личностью крайне закрытой. Просто так, походя, к нему в душу заглянуть еще никому не удавалось.

Лену давно беспокоило, что из-за десятилетней разницы в возрасте в какой-то миг они с братом утратили близкий контакт. Виделись нечасто, зачастую в кругу всей семьи, разговаривали о несущественном и не делились личным: при всем желании Лена не могла представить, как обсуждает с Максом-подростком свой проблемный брак, а Макс, наверное, в целом не испытывал потребности откровенничать со взрослой сестрой.

— Главное, не дави на него, не пытай, — попросила она наконец, не решив, чем еще в состоянии помочь Максу на расстоянии. — Вдруг случилось что-нибудь.

— Ну что там такого могло случиться, о чем нельзя мне сказать? — возмущалась мама в трубку. — Не понимаю я.

Лена грустно улыбнулась.

Мама-мама… В том, к сожалению, и беда, что не понимаешь. Смотришь на мир по-другому, как-то… невзыскательно, что ли. И не живешь чувствами, а одними лишь практическими соображениями. Потому до сих пор не понимаешь, зачем я развелась с Денисом, и не представляешь, чего мне это стоило.

— Всякое бывает, — примирительно произнесла Лена в трубку, ничем не выдавая своих недавних мыслей. — Захочет — расскажет.

— Ладно, разберемся, — подвела итог мама. — Что в Сочи, не надоело еще тебе по ресторанам петь?

С сожалением Лена вынуждена была признать, что с темами для разговора им сегодня откровенно не везет. Ее далекие от музыки родители до сих пор не воспринимали ее профессию всерьез. Единственным убедительным аргументом для них оставались размеры и стабильность Лениных доходов. Пока те могли конкурировать с ее гипотетическими заработками в юридической карьере, от которой она однажды отказалась, ни папе, ни маме нечего было Лене возразить.

Отделавшись коротким и уверенным рассказом о прекрасных условиях труда и отдыха, она завершила телефонный разговор. Настроение, еще утром воздушное и игривое, теперь было совсем неудовлетворительным.

Глава 11

Весь следующий день Елена не виделась с Ярославом и была занята своими делами, в основном рабочими. Распевалась, готовилась к выступлению, прогнала с ребятами несколько новых песен еще раз просто на всякий случай.

Привычное волнение, сопровождавшее каждый выход на сцену, очень кстати отвлекало Лену от вчерашних новостей. Еще утром она написала Максу, надеясь немного поболтать, но ответа пока не дождалась, зато получила сообщение от Юльки, наконец, обустроившейся в Беркли.

Десятка два фотографий сопровождались потоком од колледжу, соседкам по общежитию и преподавателям. Юльке нравилось все и своей благодарности Лене за помощь с поступлением она не сдерживала. И не скрывала, что скучает. По Лене. Это было трогательно и особенно волнительно теперь.

Конечно, Лена привязывалась к своим ученикам и ученицам. И скучала, когда те уезжали или по каким-то причинам прекращали занятия. С некоторыми из них у нее были довольно доверительные отношения и связь они поддерживали даже после прекращения деловых контактов. Юлька была в числе именно таких, особенно дорогих сердцу Лены учениц. Поэтому ее «скучаю» не только грело душу, но и тревожило.

Потому что Лена целовалась с ее, Юли, отцом. И не могла не размышлять о гипотетическом будущем, в котором у нее с Ярославом имели шанс зародиться постоянные отношения. Ее беспокоила возможная реакция Юли на такие события, и она вполне серьезно раздумывала о том, что любое взаимодействие с Ярославом лучше прекратить сейчас, пока ничего глобально важного между ними не произошло.

Тем не менее даже ни к чему не обязывающие мысли о прекращении встреч с Ярославом вызывали в Лене отчаяние и сопротивление. Она хотела узнать его таким, каким увидела лишь несколько дней тому назад.

На сцену этим вечером Лена вышла с облегчением: здесь она имела право не помнить ни о чем, кроме музыки. Полное забвение среди самого главного занятия ее жизни было благословением.

Программа выступления немного отличалась от прошлой: появилось больше блюзовых композиций и романтично-томительных любовных баллад. От Лены не требовалось танцевать и заводить публику, что отлично совпадало с ее сегодняшним настроением. Ребята играли круче, чем на всех репетициях прежде, и публика радовала исходившим от нее вниманием.

Лена полностью расслабилась и растворилась в исполняемых композициях, сама стала песней — и лирикой, и мелодией, — и забыла обо всем. Пока не