– Нет, не исчезнем, – сказал Дерроу. – Чтобы исчезнуть, недостаточно находиться в контакте с мобильным крючком. Необходимо оказаться в определенной точке пространства. А дыра откроется в пяти милях от той таверны, куда мы направляемся. – Он приложил камень к руке Дойля и накрепко обвязал вокруг широкой кожаной повязкой. – Но мы не ошиблись в вычислениях. У нас достаточно времени, чтобы спокойно послушать лекцию и вернуться на то поле, где открылась дыра. Кстати, мы берем с собой два экипажа, и поэтому, – он продолжал говорить, плотно затягивая ремешок и защелкивая замочек, – вам не стоит беспокоиться.

И вот сейчас голый Дойль стоял, прислонившись к стене, в пустой гардеробной. Ситуация показалась ему забавной, и он улыбнулся своему отражению в зеркале. Ну что, волнуешься?

Охранник вернулся и вручил Дойлю полный комплект принадлежностей костюма начала девятнадцатого века, в котором были предусмотрены все мелочи, характерные для того времени. Охранник также дал ему указания, в какой последовательности все это надевать, и в завершение сам помог завязать маленький бант на галстуке.

– Пожалуй, вам не требуется стрижка, сэр. Тогда носили почти такую же длину, я только зачешу вам волосы на лоб. Да вы не волнуйтесь, сэр, мужчине не стоит стыдиться такой маленькой лысинки. Ну вот, просто замечательно – фасон под Брута. Взгляните-ка на себя.

Дойль повернулся к зеркалу, взъерошил волосы и рассмеялся. Не так уж плохо. Его обрядили в коричневый сюртук с двумя рядами пуговиц. Спереди сюртук едва доходил до талии, зато сзади болтались длиннющие фалды ниже колен. Костюм дополняли лосины неповторимого рыжевато-бурого оттенка и высокие, до колен, ботфорты с кисточками. Из-под отворотов сюртука выглядывал белый шелковый галстук. Дойлю пришло в голову, что такой костюм придает ему если и не значительность денди, то хотя бы некоторое достоинство.

Одежда была чистая, но явно уже ношенная. Дойль сразу почувствовал себя в ней легко и свободно, совсем не так, как в маскарадном костюме. Он вернулся в главную комнату. Гости продефилировали к столу. Пока он переодевался, на столе появилось живописное изобилие тарелок, тарелочек, подносов и бутылок. Дойль наполнил тарелку и, напомнив себе, что он – «персонал», с видимым усилием оторвал взгляд от коллекционных вин и пива и быстро схватился за чашку кофе.

– А, Дойль, идите сюда, – позвал его Дерроу, показывая на пустой стул рядом с собой. – Дойль, – объяснил он соседям по столу, – наш знаток Кольриджа.

Они кивали и улыбались, а один седой старик с насмешливыми глазами сказал:

– Мне понравился ваш «Незваный Гость», мистер Дойль.

– Благодарю вас. – Дойль улыбнулся, очень довольный тем, что его узнали, и тут он осознал, что этот человек – Джим Тибодю, автор многотомной «Истории человечества», которую он написал совместно с женой, – теперь Дойль заметил и жену, она сидела по другую сторону от него, – в их труде, в одной только главе об английских поэтах-романтиках продемонстрирована такая глубина исследования и столь свободный стиль изложения, что Дойлю оставалось только восхищаться и завидовать. Но их присутствие здесь подкрепило то исполненное надежд радостное волнение, которое он испытывал с того момента, как Беннер описал свой прыжок в 1805 год. Если супруги Тибодю принимают всю эту авантюру всерьез, думал он, есть хороший шанс, что все сработает.

* * *

Угощение убрали, стол унесли. Сейчас десять стульев расставили в кружок перед подиумом. Дойль смущенно попросил Беннера убрать подиум, и тот заменил подиум стулом Треффа. Дойль сел и обвел взглядом поочередно всех гостей, встречая ответный пристальный взгляд. Из девяти он узнал пятерых: трое, включая чету Тибодю, были выдающимися историками, еще один – популярный английский театральный актер, а еще один, вернее, одна – не наверняка, но Дойль был почти уверен в этом, – знаменитая спиритуалка и медиум. Ей лучше проделывать свои трюки в той дыре, которая здесь и сейчас, подумал он тревожно, припоминая рассказ Дерроу о сеансе в 1954 году на улице под названием «автокладбище».

Он сделал глубокий вдох и начал:

– Вы, возможно, знакомы с жизнью и творчеством того, кто считается отцом романтического движения в английской поэзии. Но наше путешествие призывает нас сделать краткий обзор. Родившись в Девоншире 21 октября 1772 года, Кольридж продемонстрировал раннее развитие и широкий круг чтения, которые и сохранил на всю свою долгую жизнь, что, безусловно, и сделало его наряду со многими другими факторами самым обворожительным собеседником своего времени, причем следует учесть, что его современниками были такие люди, как Байрон и Шеридан.

Кратко упомянув о его преподавательской деятельности, пагубном пристрастии к опиуму в виде опийной настойки, коснувшись темы его неудачной женитьбы, дружбы с Вильямом и Дороти Вордсворт, продолжительных заграничных путешествий, вызванных его ужасом перед женой, – Дойль незаметно отслеживал ответную реакцию аудитории. В целом, казалось, все были довольны – изредка с сомнением хмурились или согласно кивали. Он внезапно понял, что его присутствие здесь – изящная деталь обстановки, как блюда китайского фарфора, на которых подавалась еда, – простые бумажные тарелки прекрасно сгодились бы для обеда на скорую руку в трейлере. Дерроу, возможно, мог провести беседу о Кольридже по меньшей мере столь же успешно, но старик хотел быть абсолютно уверенным, что это сделает признанный специалист.

Проговорив о том о сем минут пятнадцать, Дойль решил закруглиться. Последовали вопросы, с которыми Дойль уверенно справился. Наконец Дерроу поднялся с места, подошел к Дойлю и встал около его стула, с привычным профессионализмом переключив внимание аудитории на себя. В руке он держал фонарь и театральным жестом махнул им, указывая на дверь.

– Леди и джентльмены! Сейчас без пяти минут восемь. Кареты ждут.

В напряженном молчании все встали, надели шляпы, шляпки и пальто. «Сто семьдесят лет, – подумал Дойль, – расстояние до 1810 года. Смогу ли я перенестись туда светом свечи? Да и вернуться назад?» Он отстраненно заметил, что сердце бухает и он не может глубоко вздохнуть.

Они вереницей вышли из трейлера на утрамбованную землю участка. Две кареты остановились буквально в нескольких ярдах от трейлера. При свете мерцающих каретных фонарей Дойлю удалось рассмотреть, что кареты, так же как и одежда, уже не новые.

– Здесь места для пятерых в каждой карете. Правда, придется потесниться, – сказал Дерроу, – и так как Трефф по ряду причин не счел возможным почтить нас своим присутствием, я займу его место в карете. Персонал устроится снаружи.

Беннер взял Дойля за локоть и отвел в сторону. Гости подняли суматоху: они снимали шляпы, распутывали шали и бестолково суетились у дверцы кареты, но наконец все забрались внутрь и расселись по местам.

– Пойдем ко второй карете, – сказал Беннер.

Они обогнули с тылу дальнюю карету и вскарабкались на два маленьких сиденья, устроенных сзади кареты на той же высоте, что и скамейка кучера.

Холодный вечерний воздух заставил Дойля зябко поежиться, и он был рад теплу от каретного фонаря, который как раз приятно пригревал его бок. Со своего насеста Дойль заметил, что с северного конца участка зачем-то привели еще несколько лошадей.