Все мы ненавидим свою любовь к школе Оппортьюнити и любим ее ненавидеть. Мы не можем дождаться выпуска, но не хотим уходить. Эта школа особенная, даже ее дурацкие красные кирпичи, придающие зданию абсурдно современный и неуместный вид. Мы любим школьный талисман Оцелота Оппортьюнити.

Но именно мистер Джеймсон делает эту школу еще более особенной. Мистер Джеймсон помнит всех учеников по именам, он говорит с нами о надеждах и мечтах. Он понимает нас гораздо лучше, чем штатный школьный психолог.

Каждый год в начале весеннего семестра он устраивает на поле рядом со школой костер для старшеклассников. Такова традиция. Все собираются в полночь и слушают, как он нам читает. Легенду. Рассказ. Миф. Когда все наедятся до отвала маршмеллоу, он предлагает ученикам написать свои желания на воздушных фонариках. И желания улетают к звездам – и к той высшей силе, в которую мы верим. Каждый класс мечтает о чем-то большем, чем мир, в котором мы живем. Все это кажется пустым и нестоящим, но все старшеклассники это любят. Даже дочь мистера Джеймсона, Мей, которая демонстративно не ходила на уроки отца, в прошлом году была в восторге от костра.

Не важно, кто мы, у всех есть свои мечты. Ритуал превратил мистера Джеймсона в легенду и сделал старшую школу Оппортьюнити нашим домом.

– Мистер Браун, это не… – начинает мистер Джеймсон.

По аудитории прокатывается гул.

Пожалуйста, молчите.

Фар следом за мной идет к двойным дверям и пытается их открыть. Замки позвякивают о закаленное стекло, и звук эхом отдается от стен. Холодок клаустрофобии пробегает по спине.

– Брось, – говорю я слишком громко. – Мы не знаем, нет ли здесь кого-то еще.

Наверное, нет. Наверняка нет. Но мы не должны рисковать.

На цыпочках я подхожу к кладовке и заглядываю внутрь. Нил – единственный, кому было позволено не присутствовать на выступлении Трентон. Его не должно было быть в аудитории. Но и здесь его нет. Отправился ли он в зал или за помощью?

Я включаю свет. Люминесцентная лампа заливает кладовку неестественным светом.

И я замираю.

Нил здесь. Не знаю, чего я ожидал. Может быть, увидеть его привязанным к стулу с кляпом во рту, как это показывают в кино. Может быть, я хотел увидеть, как глаза его бешено вращаются, а лоб покрыт испариной от попыток освободиться от веревок. Он был бы в ярости, но и благодарен нам, когда мы разрезали бы его путы.

Но он сидит, прислонившись к одному из шкафов. Руки его связаны проводом так сильно, что пальцы почернели. Провод опутывает шею. Во рту кляп. Взгляд его пуст. Лицо такое же бледное, как руки. Кровавые царапины остались на шее, словно он пытался содрать пластик голыми руками.

В ушах у меня звенит. К горлу подступает тошнота. Я тянусь за мусорным ведром, и меня рвет, пока в желудке не остается ничего.

Но легче мне не становится.

– О господи!

Фарид прислоняется к стене. Он что-то бормочет, но я не понимаю его слов. Это похоже на молитву – и на язык его родителей.

Я тоже должен молиться. Дед ожидал бы от меня этого. Но вид тела Нила заставляет меня забыть обо всем.

Я должен добраться до Сильвии. Я должен пробраться в аудиторию.

Я вытираю рот рукавом.

– Достань мне флаг, вон с той полки, – говорю я Фариду и сам поражаюсь своему голосу.

Похоже, мы оба изменились. Я тяну веки Нила вниз, чтобы он больше не смотрел на нас. Кожа его кажется восковой, и я не могу поверить, что это действительно он. Я отказываюсь верить, что это происходит на самом деле. Но я хочу действовать – и немедленно.

Фарид протягивает мне флаг – сине-малиновый логотип школы и школьный девиз курсивом. Мы накрываем тело Нила. Слово «Будущее» оказывается у него на лице.

– Стрелок либо снаружи, либо внутри. Чтобы открыть замки, нам понадобятся все инструменты, – командую я. – Резаки, ломики, отвертки, плоскогубцы, гаечные ключи – все, что было у Нила. Черт, не забудь молотки. В случае чего ими можно будет разбить окна, чтобы подать сигнал полиции или выбраться наружу.

Не дожидаясь, когда я закончу, Фарид забирается на стол уборщика и тянется к ящикам с инструментами. Попутно он прихватывает аптечку с одной из полок.

Я открываю ящик и рассматриваю содержимое. Вряд ли у Нила имеется набор отмычек или мастер-ключ, но скрепки прекрасно справятся с этой задачей.

Или оружие.

Нет, речь не об ответном огне или самообороне.

Это месть. Если этот парень причинил вред моей сестре или кому-то еще, я убью его. Медленно.

Но в школе запрещено иметь оружие – и ученикам, и персоналу. Даже если у Нила было оружие – на экстренный случай, – оно должно быть заперто в безопасном месте, и на его поиски (и взлом сейфа) уйдет время, а времени у нас нет.

Я сую в карман горсть скрепок, беру у Фарида болторез и еще несколько инструментов. Мы должны сделать то, что сможем. Остается только молиться, чтобы полиция приехала быстро.

Сегодняшний день – настоящий кошмар. Я могу проснуться в любой момент. Мне хочется верить, что все это я придумала, что я преувеличиваю, чрезмерно реагирую на разные мелочи – например, на звук упавшего микрофона и треск колонок. Завтра мы посмеемся над тем, как вызвали полицию и Национальную гвардию из-за такой глупости. Трейси решила бы, что это лучшая в мире шутка. Вот только я знаю, как звучат выстрелы. Я знаю разницу между микрофоном, стартовым пистолетом и полуавтоматической винтовкой.

Я знаю, что это все на самом деле.

«Я покажу этому миру. И они никогда меня не забудут».

Легкие мои горят. Перед нами с Крисом тянется дорога, и кажется, что мы совсем не приблизились к своей цели.

Один, два, вперед.

Три, четыре, и дальше.

– Ну же, Сардж, не отставай.

На глаза наворачиваются слезы злости.

– Не называй меня так! Никогда так меня не называй.

Крис делает вид, что не слышит, и я пользуюсь этим. Слова вылетают из моего рта, прежде чем я успеваю их остановить.

– Если это все Тай, почему же я не знала? Как я могла не разглядеть, какой он на самом деле? Мне казалось, что мы всегда были честны друг с другом.

Крис качает головой:

– Откуда ты могла знать? Тайлер умный. Он наверняка был осторожен. Тебе не в чем винить себя.

– Тай говорил мне, что мир его запомнит. Он говорил мне, Крис. Я могла что-то сделать. Этого не должно было произойти. Я могла всех защитить. Я должна была защитить Мэтта. Я. Не. Сделала. Ничего.

Подбородок Криса напрягается, плечи каменеют. Он делает несколько резких, глубоких вдохов и притормаживает.