— Павел, до Котельнича далеко? Кормчий осмотрел берега.

— Должон быть вот за тем поворотом.

— Вот что, Павел. Схожу я в город, может быть — гребцов найду.

— А платить-то есть чем? То-то и оно.

— Товаром рассчитаюсь, или вон — топорами. И он ушёл в город. Однако помощь нашлась раньше. За поворотом, когда уже вдали показались городские стены, Мишка увидел на берегу рыбаков, чинивших лодку.

— Бог в помощь!

— Спасибо.

— Не поможете? Гребцы нужны — ушкуй до Хлынова догнать.

— А свои куда делись?

— Разбойники посекли.

Рыбаки глянули на Михаила жалостливо.

— Мы бы со всем своим почтением, однако же семьи кормить надо.

— Да я же не за так. Денег, честно скажу, нет. Но могу топоры хорошие дать или тканей.

Обмен мужиков заинтересовал.

— А сколь дашь?

— Два топора. Отличные, новгородской работы.

Мужики почесали в затылках, посовещались.

— Сколько гребцов надо?

— Четверо.

— Ладно, договорились — веди.

Четверо рыбаков с мозолистыми от вёсел руками пошли за Михаилом. А дальше уже проще. Рыбаки поплевали на ладони и мощными взмахами вёсел погнали ушкуй к Хлынову. Показались и постепенно остались позади рыбаки с лодкой и сетями. Прошли Котельнич.

— Всё, баста, отдохнуть треба!

Ушкуй подогнали к берегу. Один из рыбаков всмотрелся в тучи на горизонте.

— Буря будет — с молнией и дождём. Помяни моё слово — скоро. Эх, не успели до заката к Хлынову подойти.

— Тогда давайте наляжем.

Рыбаки снова взялись за вёсла. Вскоре гладкая поверхность реки покрылась рябью, поднялся боковой ветер. Гребцы дружно встали и начали поднимать парус. Скорость возросла, но кормчему приходилось туго: чтобы двигаться вперёд, ушкуй приходилось вести галсами — вроде ломаной линии. И лишь когда прошли крутой поворот реки, ветер стал дуть в корму. Тучи сзади тоже надвигались быстро, вдали погромыхивало.

— Давайте-ка ребята, наляжем!

Передохнувшие рыбаки уселись на вёсла. Кораблик пошёл заметно быстрее. Ветер усиливался, и из ровного перешёл почти в шквалистый. Рыбаки бросили грести, ход и так был великолепный. У носа вскипали белые буруны, брызги падали на палубу.

— Глядите — дождь!

И в самом деле, было видно, как из тёмной тучи сплошной стеной лил дождь. Ливень приближался медленно — всё-таки ветром ушкуй гнало сильно. Теперь все с тревогой поглядывали на парус — выдержит ли?

Вдали показались стены Хлынова. Но наступал вечер, стало темнеть. Сверху закапали редкие крупные капли.

— Всё, шабаш! Пора судно на прикол ставить. Михаил чуть не выругался. Город-то вон он!

Однако рыбаки дело своё знали. Опустили парус, мощными гребками загнали ушкуй в небольшую заводь, в которой кораблик даже не весь поместился. Добрая четверть корпуса торчала в самой реке.

— Суши вёсла!

Рыбаки уложили вёсла на палубу, накрылись холстиной. И тут ливануло! Дождь обрушился стеной. Ливень был такой, что в трёх шагах ничего не было видно. Михаил вмиг промок.

Да, верно рыбаки сделали. Мимо, по стремнине, несло чью-то ладью с разорванным парусом. Гребцы отчаянно пытались направить её к берегу, в укрытие, однако шквалистый ветер отжимал судёнышко к чужому берегу.

— Припоздали ребята! — едва расслышал Мишка.

Он уселся на корме рядом с Павлом. Ударил раскат грома — все втянули головы в плечи; затем глаза ослепило вспышкой молнии. Она ушла в землю совсем недалеко. А уж потом по палубе застучали градины.

Шёл град недолго, но после него похолодало. Шквальный ветер стих, ливень прекратился. Выбравшись из-под укрывавшей их холстины, ушкуйники и рыбаки увидели, что палуба покрыта градом сплошным покровом в ладонь толщиной.

— Повезло, что ушкуй в заводь поставили, да парус вовремя убрали, иначе — быть беде, — сказал Павел.

Пришлось всем ночевать на ушкуе. Поскольку костёр было не развести — ведь всё вокруг сырое — и сухостой, и валежник, — все продрогли. И, едва рассвело, рыбаки сели на вёсла.

— Погреемся, ребята!

Мощными рывками они погнали ушкуй к Хлынову.

— Вот спасибо, мужики, даже не знаю, что бы я без вас делал.

Михаил отдал рыбакам два топора и сверх того — моток верёвки, что приглянулся старшему. Он был рад, что всё закончилось относительно благополучно. Да, люди убиты, но не он тому виной.

Наняв подводу с возчиком и амбалов с пристани, они погрузили товар, и Михаил отправился в лавку. Однако, подъехав, увидели, что та заперта. Что за чёрт? Солнце уже встало давно, а обычно Аникей появлялся в лавке рано.

Мишка нащупал в потайном углублении запасной ключ, отпер лавку, и, перетаскав тюки, свалил их грудой в углу. «Потом разберусь, сейчас ушкуй разгружать надо». И ещё четыре ходки на подводе сделал, пока ушкуй не опустел.

Он рассчитался с возчиком медяками, что нашёл в оловянной кружке под прилавком, и уселся на узлы, раздумывая — разложить товар и идти домой или сразу домой — поесть по-человечески да переодеться.

В лавку заглянул прохожий, давний покупатель.

— Доброго здоровьичка, Михаил!

— И вам того же.

— Ты что же на отпевание и похороны не идёшь?

— Кого хоронят-то? Прости — я только что из Нижнего, новостей не слыхал.

Прохожий посмотрел странно.

— Так Аникея же с супружницей!

— Как? Что ты сказал?

Мишка не сразу понял смысл сказанного.

— Раб Божий Аникей с женою преставились третьего дня. Пожар в доме у них случился, изба сгорела. Гробы даже закрыты — смотреть на обгорелые останки жутко!

Прохожий ушёл, а Мишка сидел в состоянии прострации, не в силах переварить услышанное. То-то лавка была заперта! А он так спешил рассказать Аникею, какое трудное выдалось плавание и как он всё-таки сумел сохранить ушкуй и товар.

Мишка собрался. «Всё потом решу — и что с ушкуем делать, и как с товаром поступить. Надо срочно домой, переодеться в чистое и — в церковь. Купец для меня много сделал — в люди вывел, торговать научил».

Мишка помчался домой, и, едва обняв деда с бабкой, быстро переоделся.

Бабка вытирала углом платка глаза:

— Слышал, небось, горе-то какое?

— Сказали люди уже. Вот — в церковь тороплюсь. На отпевание да похороны не опоздать бы.

Успел. Вокруг двух закрытых гробов ходил батюшка, читая молитвы, на клиросе пел церковный хор. Похоронили купца с женою рядом. Вместе жили, вместе в сыру землю легли. Мишка даже всплакнул.