Увы, надо бы нам организовать исследовательскую работу как следует. Учебники-определители имеются, конечно. Но этого мало. На Западе с этим дела обстоят лучше, тут есть чему поучиться у коллег. И учатся, и кадры готовят, недаром теперь молодежь вроде Ольги Савченко на стажировку отправляют.

Но вот ни одного захудалого биолога здесь пока не обнаружилось. Вроде одного пытались вербовать целенаправленно, а он, бедняга, не выдержал и в фантасты подался. Жаль, конечно. В Запределье ему бы фантастики по горло хватило.

Еще круче механическая жизнь. Метро там появилось почти одновременно с нашим (но раньше — первая ветка возникла еще до революции). Однако, с какого-то момента оно начало развиваться в соответствии с неким собственным планом. Самое первое время там отдельные сорвиголовы пытались даже ездить, а сейчас в метро в Запределье Санкт-Петербурга и насильно никого не затащишь. Хотя Редрику там побывать пришлось.

Местные о метро рассказывают только шепотом. В общем, нынешняя подземка в Запределье представляет из себя гибрид сетевого «Квейка» с голливудским триллером. Хорошо хоть, что наружу обитатели выползают очень редко и только днем.

День — вообще самое неспокойное время, особенно — рабочий день. Запределье словно впитывает наши отрицательные эмоции, результаты всех срывов, скандалов, конфликтов в транспорте и на работе. Зато ночью местами гулять можно, как по бульвару, хотя зевать и тогда все равно не рекомендуется.

Всякая машинерия, живущая своей собственной жизнью, есть и на поверхности, но ее куда меньше. Концентрируется в основном в промышленных районах вроде Парнаса или Обухово. В эти промзоны в Запределье мало кто в здравом уме лазает. Ползают здоровенные железяки с ковшами — ну и пусть себе ползают, лишь бы не взяли манеру взад-вперед по городу гулять.

Местные вообще в этом плане отличаются редкостным здравым смыслом. Их, местных, к слову сказать, не так чтобы и мало, хотя и намного меньше, чем жителей в Питере в мире, где я жил… до определенного момента. Есть там оборотни, есть вампиры, есть самые обыкновенные люди, есть вообще не пойми кто — вроде люди, а вроде и нет.

Жизнь у них, конечно, крайне своеобразная, но они привыкли. В Запределье даже университет существует, в здании тех же Двенадцати Коллегий. Только, увы, тамошние магические науки для нашего мира подходят не больше, чем марсианские или какие-нибудь эриданские. У нас в библиотеке есть стенограммы лекций, хотя и немного. Почитал я их и решил для себя, что когда сумею бывать в Запределье регулярно и без последствий, обязательно попробую пройти собеседование и поступить на факультет алхимии и трансмутаций, — просто из чистого интереса. Может, хоть что-то из тамошнего арсенала у нас тоже сработает…

Кстати, у жителей Запределья «вывалиться» в обычный Питер сможет только один из трех-четырех сотен, да и выжить тут не у каждого получится. Например, у вампиров в нашей реальности учащаются приступы голода. Так что, есть мнение — число существ, потенциально способных путешествовать из Запределья в реальный мир (там его, как ни странно, зовут Оборотной Стороной), есть постоянная, от количества населения не зависящая.

Теперь собственно об Отряде «Смерть бесам!» История его длинна и обросла легендами, которые еще от Атлантиды начинаются, так что я в нее не особо и верю. Почему «бесы» — понятно. При прорыве границы между двумя реальностями здесь могут проявиться такие сущности — мама не горюй!

Хотя самые неприятные «бесы», как правило, не похожи на жутких монстров.

В общем, понятно, что далеко не все жители Запределья безобидны. Некоторые из них могут вызвать целые эпидемии смертей, притом не всегда от собственной злобности. Равно и не все наши вещи-для Запределья полезны. Особенно это касается оружия. Все про мечи-кладенцы в детских сказках читали? А как вам одушевленная штурмовая винтовка? Был такой случай, во Вьетнаме, кажется. Одному из наших оперативников об этом один из его многочисленных приятелей рассказывал…

В Петербурге организация обосновалась с самого его основания, поскольку Запределье в устье Невы существовало задолго до времен свейских ярлов, свивших себе гнездо сначала на Васильевском, а потом в устье Охты, где город Ниеншанц стоял. Петр же привечал всех, кто ему помогал оберегать любимое детище. Название, конечно, появилось позже, уже в XX веке.

После Петра, при Анне Иоанновне, неприятностей хватило. Сейчас те времена почти никто уже и не помнит. Дальше были и взлеты, и падения, но питерская организация жива и по сей день, и считается одной из самых важных не только в России, но и во всей Европе.

Можно было давно организовать целый многопрофильный НИИ по изучению феноменов того же Запределья, создать общую теорию, исследовать чисто прикладные аспекты — медицину там, химию, в саморазвивающихся машинах покопаться. Наладить взаимодействие с Университетом в Запределье. В общем, много идей у меня есть хороших!

Как-то поделился с Редриком.

— Ну, во-первых, и сейчас кое-что делается, — проговорил он. — Во-вторых… Сам же видишь — здесь больше практиков. Вот хотя бы слегка прижучим противников — тогда наверняка все твои идеи потребуются, да еще как!

А может, я просто не обо всем знаю. Есть ведь у нас свои лаборатории. И, как выяснилось, очень даже неплохие…

Но вот уж чего я точно тогда не знал — так это того, что придется мне когда-то самому стать, так сказать, наставником молодежи. А вот пришлось.

Санкт-Петербург,

октябрь 2010 г.

Кофе по утрам пьют сейчас все, или почти все. Прошли времена, когда баночка растворимого кофе попадалась только в продуктовых наборах, теперь такие напитки и настоящими-то почти никто не считает. Это, мол, для ленивых.

Но Кирилл и был человеком ленивым, в чем не хотел себе признаваться.

Не мог он понять знатоков, которые обсуждают преимущества одного сорта перед другим, с запалом доказывают превосходство медной джезвы над советской алюминиевой туркой. Он толком кофе варить и не умел, зато любил, чтобы его оказалось много, оттого готовил дешевый молотый в кофейнике. Правда, кофейник был медный, довоенный, и достался ему совершенно случайно. Позвонила еще осенью в дверь старенькая соседка по площадке, спросила:

— Не скажешь, Кирюшенька, за такую посуду в скупке металлической хоть полтинничек дадут, или проще выбросить сразу?

Хороший был сосуд, толстостенный, чтобы нагревался медленно, объемом литра на два с половиной. Кирилл на него глянул, облизнулся мысленно, как кот на сметану, и спросил:

— Неужели дырявый?

— Да нет, целенький, — зачастила соседка. — Только я кофею этого сроду не пью, а моему нельзя теперь, сердце. Да и за электричество платить надо…

— Зачем хорошую вещь выкидывать? — удивился Кирилл. — Если он вам, Варвара Васильевна, и вправду не нужен, так давайте я его куплю.