– К сожалению, нет, – с непонятной горечью ответил Викуленко. – Вскоре после окончания института он попал в тюрьму.

– Как в тюрьму? А за что его посадили? Неужели из-за той самой истории?

Разом утратив оптимистичную улыбчивость, профессор досадливо нахмурился:

– Сел он за драку, в ходе которой серьезно пострадал сынок начальника ОВД нашего округа. Володя вечером возвращался домой – к той поре он уже работал старшим лаборантом на нашей кафедре и готовился в аспирантуру. И тут увидел, как трое мордоворотов тащат в машину девочку лет четырнадцати – совсем еще ребенка. А парень он был не хиленький, к тому же занимался боевыми искусствами. Схватился с ними. Всех троих вырубил, девочку отвел домой, а утром за ним приехали. Как оказалось, сынок того полковника при падении крепко приложился головой к асфальту и в результате стал дурачок дурачком. Было следствие, суд, на который даже не сочли нужным пригласить родителей потерпевшей. Те, кстати, сами не раз ходили в прокуратуру, к следователю, в полицию, обращались в СМИ, везде доказывая, что обвиняемый в избиении троих «ни в чем не повинных мальчиков» спас от насилия и, возможно даже, смерти их несовершеннолетнюю дочь. Но от них отмахнулись, как от назойливых мух…

Слушая Викуленко, Стас почувствовал, как у него непроизвольно сжались кулаки.

– Твари позорные! – помотав головой, пробормотал он. – И сколько же ему отмотали?

– Десять лет строгого режима. Но, как видно, его и в заключении не оставили в покое. Он отбыл около половины срока, как в его камере с чего-то вдруг возникла драка, в ходе которой он был убит. Во всяком случае, мне сообщили именно это, – понурившись, выдохнул профессор.

– Вы его навещали? – сочувственно спросил Крячко.

– Да, его я постоянно навещал, старался как-то поддержать, носил передачи, ходил по инстанциям с кассациями. Доказывал всем этим тупым якобы «законникам», что они с легкостью необычайной губят, может быть, даже второго Менделеева, а то и Ломоносова. Но у нас ведь без очень больших денег ничто не решается. Я слышал, что даже есть определенная такса, сколько миллионов стоит выход на свободу осужденного по той или иной статье. Я на Володю возлагал очень большие надежды… Видите ли, у меня было двое сыновей. Старший, он кончил военное училище, погиб в Афганистане. Младший в девяностые связался с дурной компанией и умер от передозировки героина. Поэтому Володя для меня был вместо сына.

– А родители, братья-сестры у него были?

– Были. Но отец, когда он еще только поступил в наш институт, погиб на работе. А мать умерла вскоре после того, как Володю посадили. Он рассказывал, что когда-то у него была еще и старшая сестра. Но она пропала без вести. Куда-то поехала и исчезла. А в тюрьме сгубили и его самого. Думаю, это был чей-то заказ… Хотя в его смерть я до сих пор не могу поверить. И знаете, два года назад произошла одна довольно-таки загадочная история.

Как далее рассказал профессор, в середине «нулевых» ректором их института был назначен тот самый проректор по научной работе. Будучи человеком злопамятным, он всячески пытался его «съесть». Когда их кафедру лишили всякого финансирования, а ему стали «шить» пресловутую «тридцать третью», Викуленко ушел сам, поскольку работать стало вообще невозможно. Попытался устроиться на работу в учреждения подобного профиля, но везде получил отказ. По всей видимости, подсуетился его главный «доброжелатель».

И тут с ним связался старый знакомый – известный французский минералог Жорж Коулле, гордившийся тем, что одним из его предков был русский гренадер Пантелей Дорофеев, пришедший с войсками в Париж после разгрома Наполеона в ходе Отечественной войны. Как рассказывал сам Коулле, однажды его русский прапрапрадедушка встретил парижскую белошвейку, и уж такая между ними возникла любовь, что Пантелей остался в Париже навсегда.

И вот Жорж Коулле, узнав о случившемся с Викуленко, немедленно созвонился с ним и пригласил работать в один из лучших европейских центров минералогии. Подумав, Леонид Юрьевич согласился и более десяти лет отработал во Франции. Но его постоянно тянуло домой, в Россию. И когда полтора года назад он узнал о том, что их ректора с треском выставили за взятки, а институт возглавил один из его бывших учеников, то сразу вернулся обратно. Правда, теперь он не забывает и про Францию – периодически ездит туда на всевозможные семинары и симпозиумы, чтобы повидаться со своими тамошними коллегами и учениками.

– Мне вернули мою кафедру, мы сейчас расширяем ее экспериментальную и практическую базу – дел полно! – Профессор широко развел руками. – И вот как-то раз в компании моих бывших учеников вспоминали мы былое, тех, кто у нас учился… И доцент Темнов, кстати, однокашник Захарова, вдруг говорит: «Два года назад в институт приходил какой-то непонятный человек. Весь в наколках – видимо, сидел, и немало, спрашивал вас. Когда узнал, что вы во Франции, попросил адрес. Но ни у кого из тех, с кем он разговаривал, ни адреса, ни телефона не оказалось. Он отчего-то очень расстроился и ушел. Больше здесь не появлялся…» Я как услышал об этом – у меня даже сердце закололо. Мне вдруг подумалось, что это был Володя, и я попросил начальника нашей охраны разыскать журнал записи посетителей за тот год. Темнов точной даты, когда приходил тот человек, не помнил. Вроде бы где-то в середине мая. Я просмотрел записи того года за апрель, май и даже июнь, но Владимира Захарова среди посетителей не оказалось.

– А могло так случиться, что он поменял свои паспортные данные? – испытующе взглянул на Викуленко Стас.

– Теоретически это возможно. Но на деле… Бог его знает! Станислав Васильевич, я каждый день готов ходить свечки ставить за то, чтобы это был Володя. Но надежды на это слишком мало. За свою долгую жизнь я уже не раз убеждался: чудеса возможны, но случаются они до обидного редко…

На всякий случай попросив у профессора фото Владимира Захарова, Крячко отправился восвояси…

Рассказ Стаса Гуров выслушал, не проронив ни слова. Он неспешно резал бифштекс, время от времени утвердительно кивая, а когда Крячко замолчал, отложил вилку и без тени улыбки резюмировал:

– Похоже, нам и в самом деле улыбнулась удача.

– Думаешь? – вопросительно прищурился Стас.

– Что-то мне подсказывает: надо копать именно в этом направлении. Думаю, у нас хорошие шансы выйти на нечто очень интересное. Конечно, работать будем и по всем другим направлениям, но, если удастся найти того в татуировках, который хотел увидеться с профессором Викуленко, это может стать большим прорывом в расследовании.

– Ну, в общем-то, я тоже так думаю… – Стас наконец-то принялся за уже остывший бифштекс. – Считаешь, нужно в упор заняться делом Захарова?

– Да, сегодня же надо будет затребовать это дело, выяснить, где он отбывал срок, может быть, даже съездить туда, чтобы разобраться с той дракой. Правда, было это лет десять назад, и едва ли сегодня там найдется хоть кто-то из прежнего персонала. Но… Рискнуть, наверное, стоит. Я не исключаю даже того, что Захаров остался жив, но профессору специально соврали, будто он умер, чтобы не донимал кассациями. Они, видимо, боялись, что такой настойчивый человек рано или поздно сможет добиться пересмотра дела и освобождения своего ученика, и тогда у кое-кого из следственных структур, из суда и прокуратуры могли бы начаться определенные проблемы.