С 13 сентября 1942 года генерал Кириченко ровно одну неделю командовал 12-й армией. Потому ничего выдающегося совершить не успел. Армию расформировали, а кавалерийский корпус (без донских дивизий, на их базе чуть позже сформируют 5-й гвардейский кавкорпус) через Грузию и Азербайджан перебросили с туапсинского направления в район Гудермес — Шелковская, на правый фланг Северной группы войск Закавказского фронта. Предполагалось, что там кавалеристам будет где развернуться. Они должны были вести набеговые операции по тылам 1-й танковой армии в обход ее открытого фланга. 2 октября 4-й гвардейский корпус, в состав которого влились 30-я и 63-я кавдивизии, оригинально Пополненный выпуском авиационной школы, двинулся по Прикумской степи в направлении на Ачикулак. С самого начала «дерзкий рейд» в тыл врага превратился в конвоирование каравана с продовольствием и фуражом, от которого кавалерия старалась не удаляться. Темп продвижения диктовали груженые верблюды. Не встречая противника, не особо торопясь, казаки за двенадцать дней преодолели 150 километров (то есть со средней скоростью чуть больше 10 верст в сутки), пока неожиданно для себя не были остановлены моторизованными батальонами особого корпуса «Ф» и крепко побиты: лобовые конные атаки на опорные пункты — не самая лучшая тактика. 7 ноября Кириченко решил свернуть операцию и без разрешения командования начал отводить дивизии в направлении Черного Рынка, к Каспийскому морю. Вслед неслись телеграммы генерала Тюленева: «Поставленная вам задача набеговых операций во фланг и тыл противника наилучшим образом обеспечивает прикрытие железной дороги Кизляр — Астрахань и совершенно несовместима с вашим отходом на восток. Немедленно примите меры к установлению соприкосновения с противником своими передовыми частями и обеспечению за собой ранее захваченной полосы…»

Бесполезно. Николай-Яковлевич давно ответил себе на чапаевский вопрос: «Где должен быть командир?» — будь то наступление или ретирада: «Произведенным расследованием установлено, что в боевой обстановке управление дивизиями со стороны штаба корпуса было недостаточным. Штаб корпуса во время боевых действий находился от дивизий, ведущих бой, на удалении от 40 до 60 километров, а в донесениях штабу фронта имели место преувеличенные данные о противнике и его потерях». Выяснилось также, что за все время командир корпуса всего лишь один раз побывал в одной из четырех своих дивизий, и то не по своей воле, а сопровождая нагрянувшее начальство.

Меллентин следующим образом описывал летнее наступление 4-й танковой армии: «Все старшие офицеры, в том. числе и командиры корпусов, находились в боевых порядках передовых частей. Даже генерал Гот чаще бывал в передовых танковых частях, чем в своем штабе, хотя штаб армии всегда находился близко к фронту. Командиры дивизий двигались с передовыми отрядами в сопровождении бронированных подвижных средств связи, с помощью которых они управляли сложными передвижениями своих войск. Они видели, как развертывается бой, и могли быстро использовать всякий благоприятный момент. Многие офицеры 4-й танковой армии служили раньше в кавалерии и сохранили смелость и порыв, присущие кавалеристам».

Что мог противопоставить такому противнику генерал Кириченко, сочетавший характерную для многих советских первоконников безграмотность и в целом несвойственную кавалеристам осторожность?

Потому и в штабе Северной группы не имели понятия о местонахождении танковых и кавалерийских частей.

В ночь на 8 января 1942 года Сталин продиктовал очередную телеграмму для Масленникова и Тюленева: «Третий день проходит, как не даете данных о судьбе ваших танковых и кавалерийских групп. Вы оторвались от своих войск и потеряли связь с ними. Не исключено, что при таком отсутствии порядка и связи в составе Северной группы ваши подвижные части попадут в окружение у немцев. Такое положение нетерпимо. Обязываю вас восстановить связь с подвижными частями Северной группы и регулярно, два раза в день, сообщать в Генштаб о положении дел на вашем фронте». Днем Верховный еще раз напомнил: «Обратите внимание на Масленникова, который оторвался от своих частей и не руководит ими, а плавает в беспорядке».

В последующие дни Масленников несколько разобрался в вопросе местонахождения своих войск, что было несложно, поскольку 8 января они вышли к рубежу реки Кума, где четверо суток удерживались немецкими арьергардами (главные силы оставили этот рубеж сутками раньше), оказавшими «сильное сопротивление». Ни охватить фланги противника, ни выйти в тыл, ни прорвать фронт, ни предотвратить отход, несмотря на полное превосходство на земле и в воздухе, так и не удалось. На правом фланге Северной группы гвардейская кавалерия по-прежнему отставала от пехоты: «Конский состав везде был истощен настолько, что не выдерживал переходов более 20–25 километров в сутки… Были случаи, когда во время преследования противника на отдельных участках даже пехота обгоняла конницу».

Обеим противоборствующим сторонам в осуществлении проводимых маневров очень мешала проблема материальных запасов. Их у немцев, прекративших наступательные операции на Кавказе в ноябре 1942 года, накопилось слишком много. Манштейн считал это естественным явлением в период позиционной борьбы: «Из-за неизбежного накопления оружия, техники и всевозможного имущества создаются большие запасы всего того, без чего, как полагают, нельзя обойтись в дальнейших боевых действиях. Когда же командование вынуждено провести крупный маневр с целью отойти на новые позиции, то требуется много времени для подготовки к этому. А иногда, не желая расставаться со всем этим якобы необходимым имуществом, командование даже отказывается от идеи такого крупного маневра, хотя он, возможно, представляет собой единственный путь к успеху в дальнейшем». В сложившейся ситуации отказаться от маневра было равносильно самоубийству, но необходимость обеспечить вывоз накопленных на складах оружия, боеприпасов, топлива, фуража и продовольствия замедляла темпы отхода 1-й танковой армии. Немцы, соблюдая установленный график, нередко взрывали, а если не успевали, то бросали склады с имуществом. Надо отметить, что эвакуации активно препятствовала 4-я воздушная армия (5 авиационных дивизий), имевшая главной задачей бомбовыми и штурмовыми ударами разрушать железнодорожные узлы, станции и мосты основной магистрали Минеральные Воды — Армавир — Тихорецк — Ростов.

На складах Северной группы перед началом наступления, наоборот, «почти не имелось запасов снабжения, материальная обеспеченность войск была низкой», что наши генералы тоже считают естественным — трудности у них были большие. Положение тем более усугубилось, едва войска стронулись с места и прошли первые сто километров: «К этому времени стал ощущаться серьезный недостаток в боеприпасах и продовольствии. Особенно плохо обстояло дело с обеспечением войск, в первую очередь танковых частей, горючим. Так, 221-й танковый полк в составе 5-го гвардейского кавалерийского корпуса из-за отсутствия горючего в течение трех дней вынужден был бездействовать. Это отрицательно влияло на темп преследования». Ну еще бы: танки стоят без горючего, истощенные кони неспособны нести седоков, артиллерия представлена 6–8 орудиями, в основном «сорокапятками», на кавдивизию. Немцы при отступлении «сплошь разрушали железные дороги», хотя отыскать рельсы в калмыцких степях и Притерекской долине было нелегко даже им, при всей зловредности. А еще «автомобилей не хватало», и они были не в состоянии «обеспечить бесперебойную доставку грузов». Действительно, автомобилей в Северной группе войск было не очень много — всего 10 тысяч, но это — штат семидесяти полнокровных стрелковых дивизий. Иначе говоря, если одной советской дивизии полагалось иметь 154 автомобиля, то у генерала Масленникова их было минимум 400 на каждую расчетную дивизию (к примеру, для передислокации 383-й стрелковой дивизии было подано 300 грузовиков). Почему же они были «не в состоянии»? Утверждать, что им нечего было возить, значит возводить поклеп на бесспорный организаторский гений товарища Сталина. Конечно, сказывалась отдаленность театра от центра. Но, с другой стороны, именно сюда через Иран приходили ленд-лизовские поставки, в частности, снаряды, топливо, танки, сигареты «Camel» и, само собой, автомобили. Что подтверждает генерал К.И. Провалов: «У большинства водителей — очень малый опыт шоферской работы. А тут еще и машины иностранной марки». В Тегеране наши летчики, тот же А.И. Покрышкин, принимали новенькие истребители «Аэрокобра» и перегоняли их в Баку. Да, вот еще генерал Тюленев подсказывает: «За короткий срок закавказские республики превратились в могучий арсенал Красной Армии. Многие предприятия Тбилиси, Баку, Еревана, Махачкалы переключились на производство военной продукции: автоматов, минометов, снарядов, мин, гранат, патронов, огнеметов, различного снаряжения и обмундирования. Был налажен ремонт танков, орудий, автомобилей и другой боевой техники». За полугодие в цехах 30 механических заводов и мастерских было изготовлено 1,5 миллиона артиллерийских и 1,7 миллиона минометных выстрелов, 1,3 миллиона ручных гранат, 5 тысяч минометов и 46,5 тысячи автоматов.