— Лошади ждут нас на площади, — объяснил королевский посланец. — Тело должны найти перед башней Свободы. Понесем его…

Втроем они без труда подняли труп. Это был высокий, ростом с Жиля человек, одетый в белую рубашку, форменные брюки, шелковые чулки и туфли с пряжками. Лицо, закрытое колпаком с прорезями для глаз, разглядеть было невозможно.

Тело опустили в воду, незнакомец ловким движением снял с головы покойника колпак. Потом он скрутил веревочную лестницу и, указывая в сторону площади, прошептал:

— Там вас ждет мой слуга. Здесь невысоко, и лошади стоят как раз под стеной. Прыгайте в седла и ждите меня.

— Что вы собираетесь делать?

Сквозь толщу плаща Жиль расслышал приглушенный смешок незнакомца.

— Вас должны убить во время побега. Гарнизон этого приятного заведения, как водится, состоит не из гениев, но и у них могут возникнуть вопросы. Поэтому я сейчас выстрелю в вас, вернее, в того, кто стал вами. Вы же быстрей спускайтесь, нам надо успеть до того, как прибежит стража, для инвалидов они еще очень хорошо бегают.

Выстрел раздался как раз в тот момент, когда Жиль и Понго, одновременно спрыгнув со стены, оказались в седлах. Лишь секунды на три опередили они своего спасителя. Когда лошади, идя крупной рысью, застучали копытами по тихой улочке Сен-Антуан, в крепости ударил колокол, объявляя о побеге. Оглянувшись на полном скаку, Жиль разглядел тени людей, с факелами и фонарями бежавших по галерее контрэскарпа. Охрана и вправду действовала проворно.

Погони не было, но всадники продолжали нахлестывать лошадей. В три часа ночи они были уже у церкви Сен-Поль. Только тут дали передохнуть лошадям и дальше поехали шагом в сторону улицы Кутюр-Сен-Катрин (теперь улица Севинье), стараясь, насколько возможно, не будить заснувшее эхо. Набат был слышен и здесь, но звуки его не мешали обывателям спокойно спать за закрытыми ставнями.

— Мы почти на месте, — сказал незнакомец. — Лошади были нужны, чтобы как можно скорей исчезнуть и чтобы перевезти особу, занявшую ваше место во рву. А так мы могли бы пешком дойти.

— Куда мы едем?

— Ко мне. Никому и в голову не придет искать вас у меня.

Дождь прекратился, словно выполнил свою роль в планах короля. Незнакомец скинул не нужный теперь плащ и снял маску. При свете фонаря Жиль разглядел веселые глаза, длинный острый нос, круглый рот; незнакомец был уже не молод, но каждое его движение говорило о том, что этот человек любит и умеет жить.

Миновав особняк Карнавале, всадники свернули на улицу Фра-Буржуа и выехали на улицу Вьей-дю-Тампль.

— Вот мы и дома, — сказал незнакомец, указывая на внушительный портал старого здания.

Слуга, атлетически сложенный негр, поспешил отворить ворота, и всадники въехали в большой мощеный двор, окруженный домами, в окнах которых не видно было ни единого огонька.

Беглецы спешились, слуга повел лошадей в конюшню.

— Я покажу вам дорогу, — сказал хозяин дома. — Только смотрите под ноги — не споткнитесь. Этот дом был раньше резиденцией голландского посла, с тех давних времен он ни разу не ремонтировался.

Они миновали полутемный сводчатый проход и оказались в другом дворе, более обширном, чем первый. В глубине двора стоял дом старинной архитектуры. В окнах первого этажа горел свет.

На звук их шагов дверь распахнулась, и на пороге показалась молодая женщина в небрежно накинутой муслиновой шали и со свечой в руке, освещающей ее красивое взволнованное лицо.

— Наконец-то! — вздохнула она. — Я так волновалась! Я так переживала за вас!

— Вы напрасно волновались, моя дорогая Тереза. Все кончилось хорошо, и мы, все трое, живы и здоровы. Позвольте, моя дорогая, представить вам шевалье де Турнемина из Лаюнондэ и его слугу.

— Мне больше нравится слово «товарищ», — поправил Жиль, улыбаясь и подходя, чтобы поприветствовать молодую женщину. — Из Великого жреца онондагейцев нельзя сделать слугу. Если позволите, я представлю его вам, и вы убедитесь, что он так воспитан, как наши европейцы.

Понго подошел к хозяйке дома и с достоинством поклонился ей. Лицо незнакомца просияло, казалось, он хотел обнять своего гостя, но ограничился тем, что положил ему руку на плечо.

— Вы говорите как настоящий дворянин. Истинный Бог! Я счастлив принимать вас у себя.

Знаменитый герой, благородный воин, защитник угнетенных, для меня большая честь видеть вас в моем доме.

— Благодарю. Но, может быть, теперь, сударь, вы скажете, кому я обязан, больше чем жизнью?

— Ах, тысяча извинений! Как я мог забыть?!

Это госпожа де Виллермолаз, мой друг, а я Пьер-Огюстен Карон де Бомарше.

Жиль не верил своим глазам.

— Бомарше?! Автор знаменитой «Женитьбы Фигаро» и «Севильского цирюльника», в которых недавно играла сама королева вместе с графом д'Артуа?

Писатель улыбнулся и поклонился.

— Действительно, мне была оказана эта честь…

Но удивление Турнемина еще не прошло.

— Бомарше — тайный агент короля? Но не вы ли были брошены в тюрьму по его приказанию?

— Да, в Сен-Лазар, но вовсе не по приказу короля. Это были происки мосье: меня засадил в Сен-Лазар, вас — в Бастилию. Несколько дней спустя король освободил меня оттуда. Почти как и вас, но немного проще: хватило простого приказа об освобождении. Хочу добавить, что я уже давно у него на службе… секретной, хотя он сам вряд ли так думает. Но это не важно…

И он взмахнул рукой, как бы прогоняя грустные мысли.

— Не кажется ли вам, шевалье, что, прежде чем разговаривать о политике, надо как-то вас высушить. Вы с господином Понго совершенно мокрые, посмотрите, во что превратился любимый ковер Терезы!

— Ах, извините, мадам! Мы никак не думали оказаться в салоне.

— Я вовсе не сержусь на вас, сударь, — улыбнулась Тереза, ласково глядя на своего мокрого гостя. — Пьер-Огюстен подыщет вам какую-нибудь сухую одежду, а потом мы поужинаем. У меня есть свежие яйца, я привезла их вчера из Эрменонвиля, и, надеюсь, вам понравится мое клубничное варенье.

Некоторое время спустя, облаченный в палевый с белыми и зелеными разводами халат, принадлежавший самому Бомарше, Жиль восседал за столом рядом с Понго, одетым в пурпурную мантию, делавшую его похожим на короля из трагедии.

Отдавая честь вареным яйцам, чудесным хрустящим хлебцам и душистому кофе, Турнемин рассматривал своих хозяев.

Тереза была лет на двадцать моложе своего друга, но смотрела на него с почти материнской нежностью, ее прекрасные пепельные волосы, отлично причесанные, несмотря на уже довольно поздний час, обрамляли красивое лицо, а веселые голубые глаза внимательно следили, чтобы никто из гостей не был ни в чем обделен. Свежая, привлекательная, она отлично гармонировала с интерьером столовой: с потолком, расписанным Дориньи, двумя резными буфетами, заполненными массивным столовым серебром и фарфором; стены украшали фламандские натюрморты, а пятнадцать стульев, отделанных темно-красным мебельным плюшем, завершали весь ансамбль.