Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ни на одну минуту, — улыбаясь, ответил король. — Теперь обсудим вместе с Бретейлем, что нам предпринять; пошлем также за аббатом де Вермоном, чтобы он принял участие в нашем совещании.
* * *На следующий день, пятнадцатого августа, в залах Версаля собралось самое блестящее общество. Был большой праздник, Успение Божией Матери, и королевская чета намеревалась со всем двором присутствовать на торжественном богослужении; обедню должен был служить сам кардинал де Роган.
Он также находился в числе собравшихся и в праздничном облачении, со всеми знаками своего достоинства, ждал только прибытия короля и королевы, чтобы сопровождать их в дворцовый храм. Красивое лицо кардинала, у которого было много поклонников и поклонниц, поражало сегодня каким-то сияющим выражением, а его большие черные глаза, пока он разговаривал с графом д’Артуа, не отрывались от двери, в которую должна была войти королевская чета. Эта дверь внезапно растворилась, пропустив королевского пажа, который, окинув зал беглым взглядом, протеснился через блестящую толпу и подошел к кардиналу.
— Монсиньор, — прошептал он, — его величество ждет ваше высокопреосвященство немедленно в свой кабинет.
Кардинал тотчас прекратил разговор, быстро перешел зал и скрылся в кабинете.
Там он нашел только короля и королеву, а в глубине комнаты, в амбразуре окна, стоял министр королевского двора, барон де Бретейль, старый, непримиримый враг гордого кардинала, намеревавшийся в этот один час отомстить ему за долгие годы высокомерного обхождения.
Кардинал вошел с уверенным, любезным выражением на красивом лице, но холодный кивок короля и сверкающие глаза королевы несколько смутили его, и веки его гордых глаз опустились.
— Это вы купили у Бемера бриллианты? — резко спросил король.
— Да, ваше величество, — ответил кардинал.
— И что вы сделали с ними? Отвечайте, я приказываю!
— Государь, — после короткой паузы произнес кардинал, — я полагал, что они переданы королеве.
— Кто поручил вам покупку?
— Одна дама, государь, по имени Ламотт Валуа. Она передала мне письмо от ее величества, и я полагал заслужить одобрение ее величества, взяв на себя поручение, которым ее величество удостоила меня.
— Я? — вскрикнула королева с выражением глубочайшего презрения. — Я дала поручение вам, которого в течение восьми лет не удостоила ни единым словом!
— Теперь я вижу, — воскликнул кардинал, — что меня жестоко обманули. Я заплачу за ожерелье. Горячее желание услужить вашему величеству лишило меня способности видеть и рассуждать; я не заподозрил обмана и теперь горько разочарован. Я заплачу за ожерелье!
— И вы думаете, что этим все будет поправлено? — с гневом воскликнула королева. — Вы полагаете, что этой жалкой ценой вы окупите позор, который вы навлекли на свою королеву? Нет, я требую подробного расследования! Я настаиваю на том, чтобы все, принимавшие участие в этом позорном обмане, были привлечены к ответственности. Представьте доказательства того, что вы действительно сами были обмануты, а не обманывали сами!
— Ах, ваше величество! — воскликнул кардинал таким вызывающим и в то же время дружеским тоном, что королева задрожала от ярости. — Вот доказательства моей невинности, — продолжал он, вынимая из кармана бумажник, а из него — сложенный лист бумаги. — Вот письмо королевы к графине Ламотт, в котором ее величество поручает мне покупку ожерелья.
Король взял бумагу, прочел ее, взглянул на подпись, затем, презрительно пожав плечами, передал письмо королеве. Она набросилась на него с необузданностью тигрицы, наконец нашедшей свою добычу, и, быстро пробежав бумагу, разразилась громким, гневным смехом.
— Да ведь это — не мой почерк и не моя подпись! — воскликнула она, устремив пылающий взор в лицо кардинала и указывая на письмо. — Как же вы, принц и человек, занимающий такой высокий пост, можете быть так невежественны, чтобы поверить, будто я могу подписаться «Мария-Антуанетта Французская»? Каждый знает, что королевы подписываются только своим именем; и вы один этого не знаете?
— Вижу, понимаю, — пробормотал кардинал, который под взглядом королевы побледнел как смерть и, шатаясь, прислонился к столу, чтобы не упасть, — я вижу, что допустил страшно обмануть себя.
Король взял со стола какое-то письмо и, протянув его кардиналу, спросил:
— Признаете ли вы, что написали это письмо ювелиру Бемеру, передавая ему от имени королевы тридцать тысяч франков в виде задатка?
— Да, государь, признаю, — убитым голосом ответил кардинал.
— Он признает? — сказала королева, скрипнув зубами и сжимая свои маленькие руки в кулаки. — Он мог считать меня способной на такую низость, меня, свою королеву?!
— Вы утверждаете, что купили бриллианты для королевы? — продолжал король. — Вы передали их ее величеству?
— Нет, государь, это сделала графиня Ламотт.
— От вашего имени?
— Да, государь, от моего имени; она также передала королеве квитанцию в уплате ста пятидесяти тысяч франков, которые я одолжил королеве для покупки.
— И какую же награду получили вы от королевы?
Кардинал колебался; но, все еще чувствуя на себе холодный, гневный, презрительный взгляд Марии-Антуанетты, он вдруг вспыхнул и, в свою очередь бросив на нее уничтожающий взгляд, произнес:
— Вы этого хотите, ваше величество? Я скажу всю правду! Государь, ее величество наградила меня за эту маленькую услугу по-королевски: она соблаговолила назначить мне свидание в Версальском парке.
При этом новом ужасном оскорблении королева громко вскрикнула и, прыгнув вперед, подобно львице, схватила своего супруга за руку и, сильно встряхнув ее, воскликнула:
— Государь, вы слышите этого государственного изменника, поносящего свою королеву? Неужели красная мантия может защитить преступника?
— Нет, не может и не должна! — крикнул король. — Бретейль, исполните свой долг, а вы, кардинал, осмеливающийся обвинять свою королеву, выйдите вон!
— Государь! —