Свежие тараканыбыли большие, чёрные, блестящие. Они отчаянно дергали лапками, когда Ряха,нежно держа каждую возможную звезду стальными пальцами, осматривал им брюшки.

— Онивыставят Черный Ветер, попомни мои слова, — бурчал он. — А мы в ответМолнию! Должна обставить. А Молнией будет вот эта пятерка. Их родная мама неотличит.

— Да их всехродная мама не отличит. А может быть это вообще враньё, — засомневалась я,вглядываясь в Молний издалека, со своего табурета, предусмотрительноотодвинутого к окну, из которого поступал свежий воздух в этот тараканийрай. — Всех крупных тараканов давно выловили, — половина Отстойникаведь теперь по ним с ума сходит. Ну и нашел же ты замену конским бегам… Не могкаких-нибудь других скакунов придумать?

— А чем тынедовольна? — хмыкнул Ряха, поглаживая Молнии номер пять спинку. —Таракан — штука отличная, потому как всегда под рукой. У нас в Легионе мытараканьи бега испокон веку устраиваем, удобно ведь — распихал их, родимых, покоробочкам и маршируй, куда прикажут. Это тебе не конь.

— Ты хоть развыиграл на ипподроме после моего выигрыша? — спросила я, вспомнивстоличные события четырехлетней давности.

— Какоетам! — махнул Ряха. — Тогда почти сразу все эти дела с Левым Крылом,а потом и с Правым завертелись. Потом у нас в Легионе малость народупообезглавили, все больше из верхов. А потом, здрасьте-пожалуйста, магияпоявилась, и снова заварушки начались. И знаешь, из-за чего это всё? —спросил он меня и, не дожидаясь ответа, сам сказал: — Из-за драконов, точнотебе говорю.

На слово «драконы»душа моя, как обычно, отреагировала бурно, словно в кислоту щелочи капнули: и вэту ночь дракон, как обычно, не отозвался, гад хвостатый. Но внешне япопыталась выглядеть равнодушной.

— С чеговзял?

— С того. Мненадёжные люди в Хвосте Коровы говорили, те, которые все ходы и выходы знают,что на севере в горах были заперты драконы. А кто-то их освободил. Добро бы онипоразлетались, да затихли — нет, половина спать отправилась, а половина решилапогодить.

«Вот-вот, —мрачно думала я. — Что-то я сомневаюсь, что он спать залёг. Просто знатьменя больше не хочет, и всё. Сволочь золотистая!»

— Так тыслушаешь? — перебил мои мысли Ряха, опуская осмотренного таракана вкоробочку и доставая нового. — Чего-то не видно по тебе, пялишься надверь, словно ручку взглядом поджечь хочешь. Ну вот, драконы не уснули, и магияпопёрла. Умные люди над этим думали до выпадения волос и сказали Верховным, чтодело тут невеликое, просто муторное: надо найти того гадёныша, что драконовподнял, убить и посмотреть, может быть, всё и прекратится. Целый отряд собралидля этого дела. Человек с дюжину, не меньше. Меня звали, да я отказался.

— А чегоотказался? — с любопытством спросила я, пытаясь стряхнуть с себя думы озолотом драконе.

— Платятмало! — с возмущением поведал Ряха. — Им, значит, мотайся по всейимперии, ищи, не знаю чего, не присядь и не приляг, а жалованья положили чутьбольше, чем мне здесь идёт. Да там и без меня молодцов набралось, а я им неищейка.

— А у насзаклинания ищут и записывают, — сказала я.

— И тоже,наверное, за мышиные шкурки (денежная единица Ч.М.)? — утвердительнодобавил Ряха, видевший этот прогнивший мир насквозь.

— Забесплатно, — честно сказала я.

— Беспредел, —подтвердил свое мнение о мире Ряха.

Тут он вспомнил,что давно обещался навестить свою грудастую подружку и отложил разбор остальныхтараканов на попозже.

— Вот у менятакой обычай, — объяснял он, когда мы вышли на рыночную площадь. — Сначалановенькие у меня все в одном горшке толкутся, тесно там, значит, слабые помрут,а сильные останутся. Отбирать уже легче.

— Так они жеу тебя не для борьбы, а для бегов? — возражала я. — А может быть втакой толчее самым длинноногим ноги-то и оттопчут, а?

— Неоттопчут, — заволновался Ряха, — слабый таракан, хоть и с ногами, всёодно бегать плохо будет.

На развилке улочекнаши пути разошлись, и Ряха поспешил в кабачок к грудастой зазнобе, пока она,чего доброго, от ожидания не перегорела и не обозлилась.

Я, нехотя, пошла вОгрызок, стараясь идти помедленнее, чтобы хоть немножко оттянуть тот момент,когда снова надо будет вцепляться в швабру и убирать-убирать-убирать.

И лишь на порогепредставительства сообразила, что гадёныш, разбудивший драконов — это,вообще-то, я и меня ищет целый отряд.

Чтобы убить ипосмотреть, что из этого получится.

И, похоже, вРакушке кто-то из этого отряда меня уже чуть было не нашёл и не пристрелил вуниверситетском парке. И Нож знал обо всём об этом куда больше, чем сказал, почемуони с сестрой и запихнули меня на край света.

И что теперьделать, один Медбрат ведает, да ещё, быть может, светлая Сестра-Хозяйка…

* * *

Ночью я уже непросила отозваться дракона, а просто взвыла в отчаянии, глядя на полную,желтую, как топленое масло, луну: «Ну где ты?! Ты же мне так нужен! Меня убитьхотят!!!»

И ни полсловечка вответ.

Только лунаскалилась над чёрными горами. Да звезды горели. Яркие, прямо как в НачалеВремен…

Чтоб ему камень намакушку упал! Не очень большой…

Пришлось жить своимумом. Логически рассуждая, как сказал бы Нож, я потому здесь и сижу, что комунадо искать меня за тридевять земель на самом краю мира? По документам я никудане уезжала, в Отстойник на практику отправилась какая-то Ветка Ивы. Стрелявшийв меня погиб. Отстойник далеко от Ракушки. Практика не пыльная — знай, шуруйтряпочкой, да не высовывайся из Огрызка. Всё хорошо.

Но ведь теперьменя до конца жизни искать будут?! Неужели нельзя другим способом проверить? Аесли всё это напрасно, и даже после моей гибели магия никуда не денется?! Вотбудет обидно-то, хотя, конечно, тогда мне уже будет глубоко плевать…

Мне стало жалкосебя до слёз, и я разревелась.

Ревела долго, дажепроголодалась.

Всхлипывая, пошла,натыкаясь в темноте на углы и спотыкаясь на ступеньках, в подвал на кухню, невозясь с плитой, разожгла огонь в открытом очаге, при неярком свете пылающихполеньев налила и поставила чайник, а пока он грелся, умылась, чтобы опухшие отслёз глаза не так щипало.

А потом присела кстолу и заревела с новой силой.

На пороге кухнипоявился заспанный Профессор, держа свечу в оловянном подсвечнике.

— Душа моя,что с тобой? — перепугался он.

— За мно-о-ойотря-а-а-ад убийц охотится-а-а-а-а… — прорыдала я. Даже с некоторойгордостью прорыдала, не каждому ведь такое выпадает.

— Узнала,значит, — спокойно сказал Профессор, да так спокойно, что я отнеожиданности поперхнулась, икнула и перестала реветь. — Не расстраивайся,тебя давно ищут, но ты же жива, как видишь.