открытости и очень мало того, что можно было бы назвать естественным, кроме, пожалуй, цвета волос.

— Все ее мысли каждую минуту заняты только тем, что о ней подумают, — сказала мне как-то о ней Джуди. — В ней все сплошная рисовка. Она же позирует каждым своим пальцем, если ты понимаешь, что я хочу сказать. И у нее нет абсолютно никакой уверенности в себе!

Последнее, как я понимаю, считалось в глазах современной молодежи чуть ли не преступлением.

Кэтрин, нервы которой, как я видела, были взвинчены до предела, все никак не могла успокоиться.

— Но, как мне кажется, ты думал, что Говард совершает глупость, упоминая ее в своем завещании.

— Глупости, Кэтрин! Деньги Говарда принадлежат только ему, и он может оставить их кому пожелает. И будем надеяться, что это случится еще очень и очень не скоро.

Это заставило ее замолчать. Она сидела притихшая, целиком погрузившись в невеселые мысли о том, возможно, совсем недалеком времени, когда Говарда с нею не будет и она останется одна перед лицом надвигающейся старости. Воцарившееся за столом молчание прервал тихий, но внятный голос Мэри Мартин:

— Мне все время хотелось спросить вас, мистер Блейк… Вы получили письмо, которое написала вам мисс Гиттингс в воскресенье, за день до… до того, как это все произошло?

— Письмо?! — воскликнул Джим. — Она написала мне письмо?!

Он был явно поражен. Это было ясно и младенцу. Рука, в которой он держал чашку с чаем, тряслась так сильно, что он был вынужден поставить ее на стол. Я заметила, как у Джуди сузились глаза.

— Да. Я зашла к ней как раз в тот момент, когда она его писала.

— Письмо? — переспросила Кэтрин. — И ты его получил?

— Да не получал я никакого письма. — Джим явно несколько оправился от своего изумления. — Откуда вам известно, — спросил он довольно резко, поворачиваясь к Мэри, — что оно было предназначено мне? Она сама сказала вам об этом?

— Конечно же, нет. Она надписывала конверт и, когда я вошла, быстро прикрыла его рукой. Поэтому я и знаю.

— Перестаньте говорить загадками, — произнесла раздраженно Джуди. — К чему вся эта таинственность, которой, Бог знает, у нас уже и так предостаточно.

— Ее одежда медсестры все еще висит в шкафу, и фамилия Блейк, отпечатавшаяся на рукаве, видна довольно четко. Правда, нужно зеркало, чтобы прочесть.

Не думаю, чтобы кто-то из нас, за исключением, может быть, Кэтрин, сомневался, что она сказала правду. Весьма довольная, что оказалась в центре внимания, Мэри, однако, сидела, опустив глаза на свои сложенные на коленях руки, которые — здесь я полностью согласна с Джуди — были как всегда явно выставлены напоказ, олицетворяя собой картину воплощенной скромности.

— Я этому не верю, — раздался вдруг голос Кэтрин. — Будьте так добры, мисс Мартин, принесите платье сюда.

Я увидела, что Мэри вся напряглась и бросила взгляд в мою сторону. Ее вид ясно говорил о том, что она не собирается выполнять приказания, исходящие от кого-либо, кроме меня.

— Сходите, Мэри, пожалуйста.

Она вышла, и с ее уходом за столом воцарилось тягостное молчание. Джим сидел, уставившись в свою чашку, Джуди наблюдала за Джимом, а Кэтрин откинула назад голову и закрыла глаза.

— Не нравится мне эта девушка, — проговорила она, не открывая глаз. — В ней есть что-то недоброе.

— Не вижу ничего недоброго в том, что она дала нам хоть какой-то ключ, если, конечно, все это не придумала, — произнесла довольно резко Джуди, — Мы не знаем, отослала ли Сара письмо, но если она его писала…

— Ну?

— Тогда ясно, что ей необходимо было что-то сказать дяде Джиму, но она побоялась говорить об этом по телефону.

В этот момент возвратилась Мэри, и при виде белого платья Сары, которое, казалось, еще хранило тепло ее тела, всем нам, надо сказать, сделалось как-то не по себе. Есть что-то необычайно трогательное в одежде умерших, особенно если ты их хорошо знал. А большинству из нас белое сестринское одеяние Сары говорило о многом, и прежде всего о долгих годах ее преданного служения нашей семье. Кэтрин, я знаю, беззвучно плакала.

Джуди первой взяла платье и тщательно его осмотрела. Я заметила, что Джим к нему даже не прикоснулся. Мэри принесла зеркало, и я видела, что Джозеф, собиравший в этот момент со стола чашки, как и все мы, сгорает от любопытства, хотя, как вышколенный слуга, старается не показать и виду, что это его в какой-то степени интересует. Джуди, однако, не удовлетворила этот его жгучий интерес. Она взглянула на чернильные отпечатки на обшлаге, которые показала ей Мэри, потом молча передала платье и зеркало мне.

Не могло быть никакого сомнения в том, что там отпечаталось. Буквы в слове «Блейк» немного расплылись, но его легко можно было прочитать. Хотя номер дома был смазан, название улицы «Пайн-стрит» было видно совершенно отчетливо.

Никто не сказал ни слова, пока не вышел Джозеф. После этого Джим откашлялся и произнес с легким вызовом:

— Мне все равно, что там отпечаталось. Я никогда не получал от нее никакого письма.

— Она наклеила на конверт марку, — заметила Мэри.

Джуди повернулась к ней.

— Это еще не доказывает, что она его отправила.

Мэри пожала плечами. Мне тогда показалось — по правде сказать, я и сейчас так думаю, — что по крайней мере в тот момент она была вполне искренней. Не сомневаюсь я и в том, что та ситуация, в которой мы, благодаря ей, очутились, доставляла ей большое удовольствие. В первый раз в центре внимания была она, а не Джуди или Кэтрин с их солидным положением в обществе и бессознательной уверенностью в своем превосходстве.

— Вы все ее знали, — ответила она. — Сара не стала бы просто так расходовать марку.

Было видно, что ей не хочется расставаться со своей новой ролью примадонны в этом семейном спектакле. Она сказала, что даже если отпечатавшиеся на платье Сары слова не имеют никакого значения, полиция все равно должна быть поставлена в известность. Если бы взгляды могли убивать, ей бы не встать из-за стола живой в тот вечер. Она заварила всю эту кашу, и что нам оставалось делать?

— Конечно, Мэри, — ядовито проговорила Джуди. — Вы можете одеться и хоть сейчас отнести платье в полицию.

Не обращая никакого внимания на устремленные на нее взгляды, Мэри посмотрела на свои часики и ответила, что, к сожалению, уже поздно.

Когда полчаса спустя к