– Эличка?!

– Ну, я же Элеонора, вот и Эличка. Не смейся над нами!

Мама вдруг совершенно по-девчоночьи смутилась и покраснела, и Федору тут же стало стыдно.

– Я не смеюсь, я ревную, – ляпнул Федя, даже не осознав, что говорит чистую правду.

Мама тут же кинулась к нему, обняла, потом взяла за щеки и заставила смотреть себе в глаза, как Федя ни пытался отвернуться.

– Ты же мой любимый Медвежонок! Федя, ты всегда будешь на первом месте. Это совсем другое. Тебе, наверное, одиноко там, да? Хочешь, мы вместе станем жить? На той квартире? А эту сдать можно. Хочешь?

– Нет! – рассмеялся Федя. – Все нормально. Это я так. Сам не знаю, что на меня нашло. Наверное, завидую вам.

Федя понимал, что прошлого не вернуть, но все равно скучал по тем временам, когда мама с папой любили друг друга и все они были так безмятежно счастливы. Правда, было это давно, но Федя помнил. Потом счастье как-то поделилось пополам: отдельное счастье с мамой, отдельное – с папой, а общего не получалось. Федя был чутким ребенком и видел: родители только стараются делать вид, что все по-прежнему. «Черная кошка между ними пробежала, бывает!» – сказал дед, и Федя долго раздумывал, откуда взялась эта черная кошка. Он даже спросил однажды у отца: «Разве ты не знаешь? Надо же было сплюнуть три раза через левое плечо!» Отец сначала не понял, что за кошка, а узнав про слова деда, помрачнел. «Да, брат, – сказал он. – Это я не сообразил, виноват». И вот теперь не кошка, а целый саблезубый тигр пробежал, и у каждого из родителей на самом деле началась совершенно отдельная жизнь…

А потом мама зазвала его в гости:

– В пятницу приди пораньше. Намечается небольшой праздник!

– Что празднуем? – спросил Федя, подумав: «Пожениться, что ли, решили?»

– Придешь и узнаешь, – таинственно ответила мать. – Это сюрприз.

Федя пришел и сначала не поверил своим глазам, решив, что ошибся этажом: ему открыла совершенно незнакомая девушка, маленькая и хрупкая. Она вся словно сияла – светлые волосы, яркие голубые глаза, лукавая улыбка, нежный румянец. И голос оказался тоже каким-то… сверкающим! Федя мгновенно вспомнил, как блестят на солнце тающие сосульки и звенит капель.

– Привет! Заходи! Ты на мотоцикле приехал? – спросила она, кивнув на шлем, который Федя держал в руках. – Папа говорил, у тебя мотоцикл классный. Покатаешь?

Только тут до Феди, наконец, дошло, кто это:

– Ты Янка? Дочка дяди Саши? – мама успела рассказать сыну кое-какие подробности.

Весь вечер он не сводил с Яны глаз, как зачарованный. Федор всегда нравился девчонкам, некоторые нравились ему, но Яна… Это было что-то особенное, ни на что прежнее не похожее. Те девчонки, с которыми Федя встречался, не требовали серьезного к себе отношения, да и сами они были легкомысленными, воспринимая жизнь, как игру. Но если жизнь была игрой, то теперь Федя вышел на новый, самый сложный уровень. И переиграть его не удастся – жизнь всего одна. Федор был высок ростом и хорош собой, но все время чувствовал себя неуклюжим хоббитом рядом с прекрасной Галадриэль и невольно присматривался, пытаясь понять, не остроконечные ли у нее ушки? А что? Ей бы пошло!

Яна приехала на выходные, и все это время они практически не расставались. Федор заезжал за ней утром и привозил вечером. Где они только не побывали! Янка смеялась:

– Федь, я ж сама москвичка! Мне не надо достопримечательности показывать.

Но она и правда не знала той Москвы, дверь в которую приоткрыл Федор.

В субботу он свозил Яну в Крылатское:

– Как насчет того, чтобы полетать? Не боишься?

– Я ничего не боюсь! – гордо ответила Яна, но после полета в аэродинамической трубе все-таки выглядела слегка ошарашенной. Потом она потащила Федю на выставку Константина Коровина в Третьяковке, что на Крымском валу.

– Это тебе в отместку! – хитро сощурившись, сказала Янка и показала ему язык, дразнясь.

Федор стоически таскался за Яной по выставочным залам, честно пытаясь вникать в ее восторженный лепет, но отвлекался, заглядываясь на разлетающиеся пряди золотистых волос, на горящие энтузиазмом глаза и нежный рот с маленькой родинкой – слева над верхней губой. Эта родинка просто сводила его с ума, а когда Яна вдруг взяла Федора за руку, он чуть не покачнулся.

– Хочешь, сходим куда-нибудь потусоваться? – спросил Федя, когда они вышли из стеклянной коробки выставочного зала. – Я знаю одно место, там и потанцевать можно. Правда, рановато, но можно пока покататься.

– Да ну! Я не очень люблю всякое такое. Я домашний зверек.

– Ты волшебный зверек…

Яна быстро взглянула на него и отвернулась, улыбаясь, а Федор вздохнул. За эти два дня он только и делал, что вздыхал. Даже говорил мало, хотя обычно, стараясь закадрить девушку, не затыкался. А сейчас словно ком в горле стоял. В воскресенье перед вокзалом он завез Яну к себе – хотел кое-что передать с ней питерским друзьям. Яна уважительно покачала головой, разглядывая квартиру:

– Ничего себе хоромы! И ты один тут живешь?

– Мама с дядей Сашей не захотели. Мама сама все оформляла, и ей теперь не очень тут комфортно, после развода.

– Сама?

– Ну, не буквально. Руководила, цвета выбирала, мебель покупала, расставляла все.

– Красиво получилось. У твоей мамы хороший вкус. И вообще она мне понравилась. Как думаешь, у них получится?

– Надеюсь.

– Я так хочу, чтобы папа был, наконец, счастлив. Слушай, а убирается тут кто? Тоже мама?

– Домработница приходит раз в неделю.

– И домработница! Да ты завидный жених: роскошная квартира, домработница, мотоцикл…

– Еще дача.

– Ну вот, еще и дача!

– Ладно, пойдем. А то на поезд опоздаешь.

– Федь, ты чего? Я же шучу!

Но Федя расстроился: неужели он на самом деле хотел поразить Янку этой роскошью? Стыд какой! Стоя на платформе, он беспомощно смотрел, как Яна перерывает рюкзак в поисках паспорта и билета. И это все? Сейчас она уедет? Надо было что-то немедленно сказать, сделать – но что?

– Яна…

– Ага, нашла! – воскликнула Янка. – Думала, потеряла. Ну ладно, Федь, пока! Еще увидимся! Здорово провели время, правда?

– Да, здорово. Ян, послушай…

– Не забуду я передать твой пакетик, не волнуйся.

Яна чмокнула его в щеку, запрыгнула в вагон и оттуда уже прокричала:

– Федька, ты классный! Не пропадай!

Поезд отъехал. Федя постоял в задумчивости и медленно пошел к метро. Эти два дня с Янкой были пронизаны солнечным светом, но вот Яна уехала, и свет погас. И как теперь жить? Федор не спал ночь, вспоминая, как Яна сидела у него за спиной на рычащем мотоцикле и крепко обнимала; как улыбалась ему над чашкой капучино, а потом вытирала салфеткой молочные «усы»; как схватила его за руку на выставке… Вспоминал родинку над губой, тонкое запястье, на котором звенели узкие браслетики с висюльками; смешные тупоносые ботиночки, в которых ее щиколотки казались еще более стройными… Слышал ее звонкий голос и смех…