Но шли часы — первый, второй, третий… — а решимости оставить это опасное занятие и сделать то, зачем она приехала, не прибавлялось. И в какой-то миг Нэнси признала, что если не сумеет заставить себя переступить порог стильного кабинета мистера Левадовски сегодня, то, скорее всего, не переступит его уже никогда.

* * *

Этот день для Скотта Левадовски сложился на удивление удачно. С самого утра пришел его вечный пациент Салли — глубоко верующий и на удивление порядочный, невзирая на необразованность, парень.

Прерывающимся от волнения голосом Салли поведал, что он наконец-то встретил женщину своей мечты, и добрых два часа Левадовски разбирал с ним отличия между этой, похоже, действительно подходящей для Салли женщиной и остальными — теми, которых он знал прежде.

— Знаете, док, — лежа на кушетке с закрытыми глазами, умиротворенно улыбался Салли, — теперь я согласен, что женщина может в себе нести загадку. Я правильно понял вашу мысль, док?

— Вообще-то, я имел в виду загадку ваших отношений с мамой, — уклончиво кивнул Левадовски и не выдержал — напомнил: — Она ведь нами так и не решена…

— Так я о том и говорю! — с жаром подхватил пациент и промокнул несвежим платком хронически слезящийся глаз. — Ведь зачем-то господь позволяет женщине нести в себе загадку?! Ведь так?

— И какой из этого вывод? — поддержал порыв пациента Левадовски.

— Главное, чтобы она в страхе божием жила! — разве что не заикаясь от волнения, выпалил пациент. — Ну, и… не гадила чтоб чересчур… Правда ведь, док?

— Продолжайте, — ободряюще кивнул Левадовски.

— Скажем, если она пытается тебя зарезать или заехать ногтем в глаз, так зачем такая женщина нужна? Мне от нее будут одни неприятности… А вот если без разрешения взяла машину, так это можно и простить… на первый случай. Можно ведь за это простить, док?

— Думаю, да, — поддержал энтузиазм христианского всепрощения Левадовски. — Продолжайте…

Салли внезапно помрачнел.

— А вот если она стреляла в кого, это уже нехорошо… не по-божески. За это рано или поздно ответить придется.

Левадовски вздохнул. Тени трудного детства преследовали его пациента до сих пор.

— А что для тебя теперь главное, Салли? — искренне заинтересовался он, одновременно грамотно уводя разговор в сторону от опасной темы.

Салли надолго задумался.

— Я думаю, док… главное, чтобы она из приличных была… ну-у… чтобы не из распоследних. Такая ведь и понять может, что была не права… и прощения попросит… в конце… Правда ведь, док?

Левадовски улыбнулся и пометил несколько строчек в своем рабочем блокноте — там, где он обычно отмечал успехи, — аккуратной галочкой.

Его любимый пациент все еще страдал явными искажениями логики, как, например, это его странное упоминание о том, что женщина может попросить прощения в конце. В конце чего? Левадовски этого не знал, но весь его опыт говорил: начни расспрашивать, навязывая непосильную для едва ступившего на путь душевного оздоровления и равновесия пациента дискуссию, и он снова закроется, как потревоженная устрица, возможно, недели на две, а то и на три.

«А так… — доктор Левадовски глянул на целый столбик аккуратных галочек, — а так, медленное, но верное исцеление налицо».

Это было непросто — выросшему в трущобах, да еще без отца Салли патологически не везло на женщин. Первая же, которой он, пусть и не без труда, рискнул предложить свое общество, в сильно нетрезвом виде порезала мальчишку горлышком от пивной бутылки, да так, что врачам пришлось наложить восемнадцать швов.

Вторая — видно, по неосторожности — ударила Салли ногтем в глаз, отчего бедный парень, и без того не избалованный женским вниманием, сделал неожиданный и научно небесспорный, но житейски оправданный вывод, что все бабы — продажны и хотят в обмен на доступ к телу только одного — денег и комфорта. А когда не получают ни того, ни другого, буквально звереют.

Конечно же, дело было не в женской продажности и даже не в распущенности. Сейчас, когда женским телом торгуют едва ли не на каждом углу, это проблема почти всеобщая. Главная беда Салли была в том, что никогда не отличавшийся ни умом, ни красотой, да еще и выросший в трущобах он и подруг себе выбирал соответствующих… Само собой, раньше или позже назревал конфликт между его моральными и эстетическими требованиями к женщинам и тем, что они могли и хотели дать ему реально.

Левадовски вздохнул. Пожалуй, только теперь, спустя много часов терпеливой работы квалифицированного терапевта, до Салли стало доходить, что женщину следует искать среди более-менее приличных слоев общества.

— Вот и все, док, — закончил рассказ пациент, и Левадовски удовлетворенно кивнул.

— Расскажите мне об этой женщине, Салли…

Пациент мечтательно улыбнулся.

— Она превосходная шлюха… в смысле, я хотел сказать, женщина, док. Как раз то, что надо.

Левадовски мысленно чертыхнулся. Несмотря на все его усилия, Салли так и не привык автоматически использовать социально приемлемые термины и постоянно срывался, именуя женщин шлюхами и тварями, невзирая ни на возраст, ни на социальное положение.

— Она красива?

— Очень, — сказал пациент.

— Умна?

Салли на секунду задумался.

— Наверное… хитрющая, это точно!

— Опрятна?

— О, да! Чистенькая шлюха. Пока я кресло тряпкой не протер, в машину не садилась.

Левадовски хмыкнул. Салли определенно многому научился, и это его, как врача, безусловно радовало.

— Так вы назначили ей свидание? — поинтересовался он.

— Пока нет, — печально вздохнул Салли. — Она всегда так быстро уходит…

— Но она знает о ваших чувствах к ней? Вы дали ей это понять?

Салли задумался.

— Думаю, да, док. И знаете, что еще… я теперь, как вы и учили, стараюсь смотреть на все, — Салли на секунду задумался и все-таки вспомнил это слово. — Ах да! С оптимизмом!

Левадовски галочкой пометил в рабочем блокноте еще один пункт и решил, что пора закругляться.

— Поясните, Салли. Что вы имеете в виду под «оптимизмом»?

Салли, не открывая глаз, хитровато улыбнулся.

— Господь мне все равно поможет. Господь ведь меня и от неправедного суда спас, и женщину эту дал, а главное, к вам привел.

Левадовски удовлетворенно крякнул и не без труда выпроводил изрядно подзадержавшегося на кушетке пациента за дверь. А потом к терапевту пришла вечно опаздывающая миссис Майлз, и он добрых два часа разбирал с ней, в чем кроется проблема ее отношения к ведению домашнего хозяйства. А потом был короткий перерыв на обед, и вот тогда, словно снег на голову, на него обрушилась эта Нэнси Дженкинс.