«Все в порядке, — решила Мэри Энн. — Он разумный человек и, конечно, полагает, что приворотные средства — чистой воды чушь. Стоит на моих позициях».

— И какова главная идея очерка? — поинтересовался он.

— Мне кажется, интересно будет поговорить о больничных родах и родах на дому и обсудить тот факт, что в Логане до сих пор имеют место и те и другие. Но когда я что-то пишу, то сначала сама не знаю, что именно хочу сказать, пока не соберу несколько историй и хорошенько над ними не подущаю. Вообще-то эта мысль пришла ко мне буквально пятнадцать минут назад. — Мэри Энн понимала, что инициатива задавать вопросы принадлежит ей. — Например, можно было бы начать с рождения ваших собственных детей. Вы были женаты на акушерке, которая принимает роды на дому.

— Да, и мне пришлось дать Кларе успокоительное, чтобы отвезти ее в роддом, — она была убеждена, что с ней там произойдет что-то страшное. Но все ее роды обошлись без осложнений, и я сам их принимал.

— А на дому вам приходилось принимать роды?

— Всего несколько раз, и случая два из них были тяжелыми. Как-то я принял ребенка прямо во время рок-концерта, помнится, в середине семидесятых.

Грэхем выдвинул ей стул, и она машинально села, пробормотав «спасибо», даже не глядя в его сторону. Она вся была поглощена своим интервью, и ему представилась возможность хорошенько ее рассмотреть. Пожалуй, Хейл не зря сомневается, согласится ли Мэри Энн с его идеей. У нее очень странные представления о том, что пристало журналисту, а что нет.

— А как поживают ваши родители? — спросил Дэвид. — Я вчера смотрел один из старых фильмов с вашим отцом.

Грэхем моргнул.

— А кто ваш папенька, Мэри Энн?

— Джон Клайв Дрю, — ответил Дэвид.

— Что, правда? — воскликнул Грэхем.

Мэри Энн небрежно кивнула и снова свернула беседу на родовспоможение, спросив доктора, помнит ли он, как принимал первые в своей жизни роды. Грэхем рассматривал ее лицо, ища в нем черты сходства с обликом актера, который снискал популярность, сыграв в дневном сериале. Потом Джон Клайв Дрю поочередно играл то злодеев, то сыщиков в телевизионных детективах, после чего попал на большой экран, где на короткое время вознесся на вершину славы. Грэхем припомнил, что он вроде бы еще увлекался автомобильными гонками, а также записал несколько альбомов народных песен. Человек захватил себе место под солнцем, но известность приобрел все же скорее благодаря своей бурной личной жизни, чем творчеству. Где-то Грэхему попадалась фотография — Джон Клайв на празднике в Майами, девицы разрисовывают ему обнаженную грудь губной помадой, а он улыбается с откровенным сладострастием. Сколько лет, интересно, было в то время Мэри Энн? Грэхем не знал точно возраста артиста. Еще он вспомнил случай легендарной пьяной гонки на автомобилях через несколько штатов, окончившейся тем, что Джон Клайв съехал с пирса и едва успел выпрыгнуть из машины, которая рухнула в воду. И еще он поджег какой-то бар, после того как решил, что его там оскорбили. А его многочисленные скандальные связи с актрисами! И все эти похождения неизменно заканчивались публичными извинениями и церковным покаянием Джона Клайва. Одной из сторон его имиджа была защита религии, и всем необходимо было знать, что он — человек богобоязненный. Да уж, Джон Клайв Дрю был плохим мальчиком по призванию. Был и есть. Ясно, что Мэри Энн не слишком расположена говорить о нем. Но Грэхем не смог удержаться:

— Он был на том шоу… в Майами.

— Да. — Мэри Энн встала, не найдя иных слов, кроме краткого «да» по поводу ночного телешоу «Даллас». — Спасибо, доктор Курье. Вы навели меня на парочку очень интересных мыслей.

— Не убегайте, — попросил Грэхем, тоже подымаясь. — Я вам еще не предложил выпить. Моя оплошность.

— Нет, спасибо, мне надо еще сходить кое-куда.

— По поводу передачи… — произнес он.

— Да?

— Если вы согласны, я готов, — продолжил он и с удивлением отметил, что надеется на ее согласие.

Густые брови Мэри Энн слегка сдвинулись.

— Хорошо, — ответила она и, кивнув, быстро сбежала со ступенек.

Грэхем залюбовался ее фигурой сзади. Она была высокая, крепкая, и это ему особенно нравилось, и прямые пшеничные, так красиво сияющие на солнце волосы тоже нравились…

Доктор Курье с любопытством взглянул на него, перевел взгляд на удалявшуюся девушку и снова посмотрел на Грэхема.

— О какой передаче речь? О вашей?

— Она примет в ней участие, чтобы давать советы влюбленным.

Акушер ни с того ни с сего фыркнул. Грэхем удивленно повернулся к нему:

— А что?

Дэвид Курье покачал головой и с усилием поднялся с кресла.

— Я пойду, Грэхем, чтобы дать вам возможность заняться вашей книгой. Спасибо за угощение.

— На здоровье, — ответил Грэхем, подумав: а не знает ли сосед-доктор чего-то такого о Мэри Энн, чего ему самому неизвестно?

Миртовая Балка

Мэри Энн собиралась повидать Клару Курье только для того, чтобы подчеркнуть — она вовсе не из тех женщин, которые пользуются приворотным зельем. Она хотела предстать перед Кларой настоящей Мэри Энн Дрю. Но, подъехав к хижине травницы, увидела стоявшие бок о бок два автомобиля, которых в прошлый раз там не было, и решила повернуть назад. Свой очерк она напишет и без помощи Клары Курье. А то вдруг Клара заговорит о своем любовном снадобье при тех людях, которые сейчас у нее в доме? Мэри Энн быстро оглядела автомобили. Один был старый «вольво»-универсал темно-синего цвета с двумя наклейками на бампере: одна выражала поддержку логанскому Центру помощи женщинам, вторая утверждала, что ни один из нынешних кандидатов в президенты не консервативен в достаточной степени.

«Он наклеил их, чтобы досадить Кларе, — пояснила как-то Камерон. — Понимаешь, что я имею в виду, говоря о его сложных отношениях с матерью?»

Значит, это машина Пола Курье. Мэри Энн встречала его с Камерон. Он вел себя с ней, как безответственный старший брат, который подбивает сестренку на всякие проделки, способные ввергнуть обоих в неприятности.

Во втором автомобиле было два детских сиденья, а на бампере пестрели наклейки, пропагандирующие многодетность, домашние роды, вегетарианство и осуждающие вакцинацию. Мэри Энн с кислой миной узнала и эту машину. Боже, да это дочка Клары Курье, Бриджит, хиппи и сестра Пола. Мэри Энн пришло в голову, что ее наклейки, должно быть, налеплены в пику отцу.

Она снова подумала о том, что лучше поскорее ускользнуть, сбежать, скрыться, но тут на крыльце явилась Клара собственной персоной. Бежать было поздно!

Мэри Энн вышла из машины, захватив с собой блокнот, и, решительно направившись к дому, заговорила первая:

— Здравствуйте, надеюсь, что я не слишком некстати. Я сейчас пишу очерк к сотой годовщине больничных родов в нашем округе.