– Главное, что она очень полезная в армии, – добавил Ефим и попытался подумать о чём-то другом.

– Вопрос в другом, – перенял я эстафету в беседе. – Как нам с Остапием быть? Ведь, не дай светлый владыка, случись повагонная проверка… – я намекнул на проблему.

– Да не будет их, проверок ентовых, – отмахнулся Ефим. – Туточки достаточно моего ежедневного отчёта о личном составе.

– Ладно, а дальше что? Как его легализовать в имперской-то армии? – продолжил я ломать голову и остальных озадачивать. – Его просто так не пропихнёшь, без специальной грамоты-то…

Все задумались.

– А может, его в денщики к Барри определить? – закинул я удочку и взглянул на удивившегося здоровяка. – Барри, а Барри? Ты, часом, не из родовитого семейства будешь, и с титулом?

Бармалей искренне удивился моему предположению и даже не смог ответить. Здоровяк вынул из внутреннего кармана своего облачения знакомый до боли конверт с армейскими бумагами и протянул его мне.

Я принял его и передал Натахе.

– Она больше понимает в грамотах предписаний, – пояснил я для Барри. – Сейчас ознакомится и вердикт скажет.

Девушка пристально всмотрелась в бумаги. Изучила каждую и кивнув своим мыслям передала документы назад Барри.

Тут она спохватилась, увидев у нас вопросительные выражения на лицах, и вздохнула, прежде чем приступить к пояснениям по конкретному делу с призывом.

– Я сейчас говорить должна, да? Слушайте, – проговорила она для себя и подалась вперёд, как бы образовывая из нас круг заговорщиков. – Громкого титула, как такового, у господина Барри нет, – начала она тихо докладывать о результатах изучения призывной подноготной здоровяка. – Он из бояр, но низкой сословной принадлежности, к торговцам приравнивается, имеющим ряд вольностей, почти как и у урождённых дворян. Вот его дети будут обладать значительно большими привилегиями, а дальше и до…

– Так может он иметь денщика? – перебила её Серафима, принявшая проблему очень близко к сердцу.

– И да, и нет, – откровенно двояко ответила Натали.

– Ясно, что ничего не понятно, – я забарабанил пальцами по ножке табуретки с сидящей на ней Элеонорой.

– Кх! – Ефим хлопнул по коленям. – Значится так-с, господин Феликс и остальныя, – его лицо приняло очень серьёзное выражение. – Слухайте, да запоминайте, что я вам сказывать буду, – он просто заставил нас прекратить трения по вопросу и сосредоточить внимание на уважаемом старослужащем. – Во все времена в имперской армии, да и в любой другой, существует правдушка-матушка, отличительныя от устава любова, – он сделал паузу, добиваясь от нас предельной концентрации. – Знакомства да связи различныя, сугубо личныя и пользительныя! – он поднял вверх указательный палец.

– И какие такие пользительные связи есть у Барри, или у Сивого… Тьфу-ты… У Остапия? – переспросил я, чуть не сорвавшись в ехидство. – А? Вот, какие?

Ефим откинулся на стенку вагона и ухмыльнулся.

– Не занижай, Феликс, – парировал он с иронией. – У них есть ты, а у тебя?! – он снова прервался. – Кхе-х… Да, почитай что, половина эшелона обязанных тебе господ к Восточному Порубежью следуют. Кого ты к жизни вернул, а? Смекаешь? От смерти верной, да в болезненных мучениях спас, когда рунами излечивал, да и восстанавливал жизненную силушку обречённым-то? А? – Ефим перечислил всё то, что всем очевидно, разве что, кроме меня.

– И что я должен сделать? – я смутился от такого прессинга. – Конкретно только?

– Ты, голубчик, ступай-ка к коменданту призывному, – смягчился Ефим. – Не к тому, которому виновника того отдавал, а к нашему, что ранен был и вылечен тобою. Обскажи всё, как есть, так, мол, и так, господин комендант. Помогите, коль есть возможность-то.

– Ефим, а он часом не пошлёт? – с недоверием уточнила Элеонора, а я и остальные с ней согласились. – Ой! Я хотела сказать – не откажет? – благородная девушка поправилась, осознав, что грубо и неподобающе выразилась.

– Да и не бойся ты, отказу то! – продолжил Ефим для меня. – Поди ж ты, в армию принять просишь, а не освободить от оной, – завершил говорить старый солдат и кивком указал мне на выход из вагона. – Вот к утру, в аккурат, и стоянка будет на цельные сутки. Станция крупная впереди, – пояснил он. – Там и поговори с комендантом призывного состава, – добавил он совершенно спокойно и откровенно улыбаясь. – А теперича, Феликс, – он как-то заискивающе глянул на меня. – Можа, выделишь страждущим немного крепчайшего, ну… из своих запасов-то?

Услышав дельный и единственно верный совет, точнее, даже и не совет, а чёткое указание по дальнейшим действиям, я принял его к исполнению.

Действительно, если пораскинуть мозгами и отбросить всякие условности, то комендант мне обязанным получается. Должен – если говорить проще. И нет смысла стесняться и вестись на поводу аристократических предубеждений с дворянской моралью. Просто глупо не воспользоваться таким бонусом.

Так я и уговариваю себя относительно будущего обращения к коменданту, а вот остальные попросту пялятся на меня и выжидают какого-то действия.

Бли-и-ин! Я и забыл про крохотную просьбу Ефима, хотя и грозящую перерасти во что-то ужасное. Типа истории с его ногами, ставшими хоть и целыми, но теперь одинаковыми. И что делать, спрашивается?

Окидывая взглядом лица затаивших дыхание друзей, я заметил изогнувшиеся усы узурпатора, причём торчащие не откуда-то там, а из-за волос Ефима. Вот же, зараза Рыжая! Таки спелись со старым воякой! Интересно, а Ефим чувствует его присутствие? Думаю, что да.

Я хотел сделать деспоту и залётчику мысленное замечание, но не успел.

– А что там с этим, ну, с тем беспамятным, которого вы утащили с Барри? – прервала сеанс всеобщего гипноза наша мелкая княгиня Врангель.

Я, было, уже понадеялся, что не будет звучать такого вопроса и… ошибся…

Рано я радоваться начал, как на поверку оказалось. Его просто отложили, и не нашли время лучше, чем вероломно задать его, вот прямо сейчас.

Скривившись, я постарался показать, что, мол, нехорошая эта тема для обсуждения. Однако, заинтересованные лица ребят начали угрожающе меняться в сторону отчаянного расстройства. Ну, или в сторону подозрения меня в утаивании секретов от дружного коллектива достойных личностей, умеющих хранить любые тайны, даже самые страшные.

– Вы уж определитесь, друзья мои, – я махом придумал на чём сыграть, чтобы соскочить с неприятной мне темы. – Итак, мы сейчас отдых с успокаиванием нервов наметили исполнить, или серьёзные разговоры разговаривать будем, а? – надавил я интонацией, и снова простучал пальцами по ножке табуретки незамысловатый ритм. – Вот, что вы больше предпочитаете?

– Э-мм… – Элеонора приложила палец к подбородку и бросила взгляд на мою руку, что постоянно находится около её ног, и что-то барабанит пальцами. – А-аа? – девушка покосилась на меня, а потом и на ножку табурета глянула с подозрением.