Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я нервно облизала губы. Сжав кулаки, попыталась вернуть немного смелости, сделав несколько шажков вдоль ряда. Неуверенно улыбнувшись, кивнула:
— Рада вас вновь видеть, лар Хейго. Может, возьмете на себя труд представить ваших… спутников?
На последнем слове я запнулась, потому что в этот момент все семеро едва заметно дрогнули, словно в удивлении, и под капюшонами проступили лица. Увы, его величество прав: они словно близнецы. Второе отличие — глаза, у всех семерых сиявшие разными цветами. Светло-голубых больше не было ни у кого. Значит, я не обозналась.
Голубоглазый риирец выступил вперед, улыбнулся и прошелестел:
— Ваша наблюдательность делает вам честь, леди Оливия.
Меня до костей пробрало страхом под его пристальным, изучающим взглядом, и снова победило тепло, излучаемое риирцами. Оно приятно согревало, давая умиротворяющее, но, как я заподозрила, ложное ощущение защищенности.
Наверняка отметив мое вынужденное молчание, Хейго продолжил, указывая на сделавшего шаг из строя элементаля с глазами зелеными, как сочная весенняя трава:
— Позвольте представить вам Кайго.
Затем вышел следующий, с синими глазами оттенка, называемого королевским. Под цвет мантии, в которой коронуют.
— Свер. Они с Кайго отвечают за груз… за саркофаг.
Я машинально кивала, запоминала, изумлялась…
— Теперь ваша личная охрана. — Хейго, кажется, улыбнулся, указывая на остальных участников похода. — Фрей, Тьюго, Хал, Тиж.
Глубокий пурпурный цвет глаз Тижа потряс. Таких у людей не бывает! Впрочем, у каждого из них поразительно яркие, насыщенного цвета глаза. Невероятные! У Фрея — фиолетовые, темные, глубокие, словно омуты. Тьюго согрел меня медово-желтыми — будто в них солнце спряталось от стужи. У Хала — сине-зеленые, как морские воды у побережья моей родины в солнечную погоду. Может, в глазах Хала плескался целый океан?
Почти не дыша я смотрела на команду темных освободителей, к которой должна примкнуть. Боялась и в то же время восхищалась, ловила себя на том, что совершенно необоснованно почувствовала к ним расположение.
В глазах элементалей Тьмы бушевала сама жизнь.
Разве такое возможно?
Будучи под впечатлением от знакомства с темными, дальнейшее я воспринимала отстраненно. Разговоры, договоренности, нюансы… Но четко запомнила несколько простых правил, которые мне приказали выполнять риирцы: ни на шаг не отходить от назначенного охранника, не кричать, не магичить, всегда сообщать о том, что беспокоит. Все вроде бы ясные и простые, но почти невыполнимые за Гранью. Кажется, новоявленные защитники тоже это поняли.
Потом мне позволили уйти.
Я критично окинула взглядом набитую под завязку кожаную суму со своей новой теплой одеждой. А затем — разложенную на кровати, в которую собралась облачаться. И озабоченно пробормотала себе под нос:
«Как бы в ней еще научиться ходить и сносно двигаться?»
Ведь вчера, пока перемерила и научилась надевать необычные обновки, — запарилась. Рядом с первой сумой Нина поставила вторую, наконец-то завязав постромки. Там мы упаковали не менее важную часть моей поклажи: целебные травы, порошки, притирания и всякую всячину, включая артефакты, — все в пути пригодится, особенно, когда хочется выжить любой ценой.
В плотных шерстяных штанах я чувствовала себя крайне неловко, словно раздетая, хотя одежды на мне гораздо больше, нежели обычно. То ли еще будет, когда мы пойдем дальше и приблизимся к источнику лютого холода?
Пошевелила пальцами ног, разглядывая серые толстые носки, специально связанные под сапоги из валяной шерсти светло-серого цвета. В одном из северных королевств они назывались «уни». Вот бы посмотреть на овечек, с которых стригут почти белую шерсть! Оттуда же позаимствовали и покрой штанов, пошитых так, чтобы справлять телесные надобности на холоде — можно развести в стороны штанины. Покрой, как меня заверила портниха, будучи более осведомленной, — бабий. В тех дальних краях настолько холодно, что никому в голову не приходит зад морозить, снимая штаны. Да и каким условностям в угоду, если разобраться?
Кроме того, от северян мне достался плотный свитер, который я надела на рубаху. Сказали, что новенький. И самое интересное: вяжут их тамошние мужчины. Долгими темными зимними днями. Даже ячеистый узор на свитере — в каждом роду свой, неповторимый — не только для красоты, а еще и оберегом служит. Но под всю эту непривычную амуницию я надела тонкое батистовое белье, кожа у меня нежная, к грубой ткани непривычная.
— Пора, ваше высочество! — хрипло от волнения объявила Нина, протягивая мне меховые одежды.
Влезла я в них быстро, не зря училась накануне, и замерла, разглядывая себя в самом большом зеркале, которое нашлось в форте. Снеговик — вот на кого я стала похожа! Чтобы не выделялась на снегу, мне пошили из белоснежного северного песца шубку по колено и совсем невидаль — штаны меховые.
Я утонула в шикарном, приятном на ощупь пушистом меху, как ни странно, оказавшемся легким по весу.
Еще одна невидаль — не привычный капор, а меховой капюшон, плотно прилегающий к голове, закрывающий лоб, с тесемочками под подбородком, чтобы ветром не сдувало, как и на манжетах и подоле для плотного прилегания к телу, и на штанинах, накрывающих голенища уни. По словам скорняка, так холоду будет перекрыта любая лазейка. Завершили мой наряд песцовые рукавички, привязанные к краю рукава, теплый пушистый шарф и варежки, связанные из кроличьего пуха. Чем не снежная королева?!
Вернее, принцесса.
В зеркале отразилась бесформенная меховая фигура с неуклюже расставленными ногами, разведенными в стороны руками. В обрамлении меха виднелась только часть лица с блестящими от едва сдерживаемых слез, настороженными глазами да разрумянившимися от жары щеками и закушенными от нервов губами. Как есть Снежная… баба! Несчастная, испуганная, надеющаяся только на снисхождение судьбы.
— Вас поди заждались внизу лар Хейго, его величество и все-все-все, — взволнованно поторопила Нина.
— Да, иду, — кивнула я, откидывая капюшон.
Поправила вязаную белую шапку и, с непривычки раскачиваясь из стороны в сторону, неловко потопала на выход. Перед тем как мне облачаться, Пушистика закрыли в другой комнате, чтобы ни меня, ни его не расстраивать больше, чем уже есть. С ним я попрощались рано утром, когда за окном было еще темно. Сидела на кровати и гладила мохнатую голову, опасаясь заглядывать в печальные, все понимающие собачьи глаза, и говорила, говорила, говорила… А хотелось выть.
Со второго этажа я спускалась медленно, осторожно, но все равно не удержалась, поскользнулась на последних ступеньках и замахала руками, пытаясь удержать равновесие. Нина вскрикнула, потянувшись ко мне, но не успела перехватить. Зато я краем глаза уловила черный шлейф — и в следующий миг оказалась на руках у Хейго.