Массивные стулья с потертыми сиденьями из синего бархата,шторы с кистями на окнах, побитые молью, громоздкая мебель, в буфете двасервиза, безусловно, антиквариат, многочисленные вязаные салфеточки, вазочки.Странная смесь заброшенности и уюта. Трудно было представить, что еще совсемнедавно кто-то здесь жил, пользовался этими вещами. Я обратила внимание налинолеум под ногами, постеленный не так давно, он диссонировал с общим видомстоловой, словно попал сюда из другого мира. Впрочем, так оно и было.

– Продолжим осмотр? – усмехнулась Женька.

– А мне здесь нравится, – оглядываясь в которыйраз, сказала я. – А тебе?

– Не уверена. Вряд ли вся эта рухлядь чего-то стоит.

– Попробуй отвлечься от своих корыстных мыслей, –посоветовала я. – И получай удовольствие.

– Удовольствие – это вряд ли. Тебе все это, может, иинтересно как декорация к ретродетективу… – Женька хихикнула и махнуларукой: – Ладно, идем дальше. Первым делом надо открыть все окна, иначе мы здесьпопросту задохнемся.

Предложение показалось мне разумным. Мы прошлись по первомуэтажу, вот тогда и стало ясно: дом гораздо больше, чем я решила поначалу.Напротив кухни была гостиная, с камином, что меня приятно удивило. Камин былвыложен бело-голубой плиткой с рисунком: пузатые ангелочки, фрукты. На кожаном диване,которому было, по меньшей мере, лет сто, подушки с вышивкой, все те жеангелочки, только теперь розовые, цветом и упитанностью больше напоминавшиепоросят. Ангелочков вообще было в избытке: на картине, что висела над камином,они держали гирлянды цветов, фигурки ангелов стояли на комоде, украшалиоснование торшера, часы на консоли у противоположной стены и напольную вазувозле окна.

– Слушай, а что ты знаешь о своих родственниках? –обратилась я к Женьке. – Чем твоя тетка занималась, к примеру? Откуда этотдом и вообще…

– Понятия не имею. Мамуля, по-моему, тоже не в курсе, абольше, как ты понимаешь, спросить не у кого.

– На дворянскую усадьбу не похоже, – развивала ясвою мысль. – А на крестьянский дом тем более.

– Да уж… мебели, по-моему, с избытком, и все какой-тохлам.

– Ты опять за свое? – возмутилась я.

– Прикажешь восхищаться этой рухлядью? Нет уж… ничегохорошего я здесь не нахожу.

За гостиной шли две комнаты, первая, судя по всему, спальняхозяйки. На окнах тюлевые занавески, узкая кровать, застеленная синимпокрывалом, прикроватный столик, на нем лежала Библия и очки. У стены стоялбольшой шкаф, открыв дверцу, я увидела одежду на плечиках, все сильнопоношенное. На полу ковер, в двух местах вытертый до дыр.

– Пойдем отсюда, – позвала Женька. Я поторопиласьпокинуть комнату, чувствуя себя так, будто вломилась сюда без ведома хозяйки.Рядом с этой комнатой была еще одна, там тоже стояла кровать, но незастеленная, матрас был свернут и лежал в изголовье. Дальше шла ванная, то естьванной как таковой не было, только душ, комната оказалась облицована белойплиткой, сам душ больше напоминал садовую лейку, торчал почти под самымпотолком. Рядом стояла газовая колонка. Я подошла и повернула кран под душем,что-то зашипело сначала громко, потом тише, но вода не полилась.

– Ну вот, и воды нет, – вздохнула Женька.

– Может, где-то кран перекрыли? – предположила я.

– Может. Ты что-нибудь понимаешь в кранах? Я – нет.Сомневаюсь, что у меня возникнет желание остаться здесь до утра.

– Не бурчи. Ты что, забыла, зачем мы сюда приехали?

– Зачем? – хмыкнула Женька. – Восхищатьсявсем этим хламом?

– За этот хлам кто-то собирается заплатить хорошиеденьги.

– Весной, как известно, у психов обострение.

Женька толкнула дверь в соседнюю комнату. Там был туалет.Она сморщила нос и отправилась дальше. Еще одна комната: шкаф и диван, которыебыли в ходу лет сорок назад, и телевизор на тумбочке. Здесь мы не задержались.Застекленная дверь выходила на веранду. Овальный стол, выкрашенный белой краской,шесть стульев и шкаф с посудой. С веранды можно было попасть в сад, дверь былазаперта на ключ, открыв ее, я увидела куст сирени рядом со ступенями. Ветвипрогнулись под тяжестью цветов, а запах стоял такой, что захотелось вдохнутьполной грудью, а потом заорать что-нибудь глупое, например, как прекраснажизнь. Я бы непременно заорала, если бы не унылая Женькина физиономия. Подругамогла воспринять мой порыв как издевательство.

Я схватила Женьку за руку и потянула в сад: с десятокяблонь, чуть в стороне от них грядки, которые поросли сорной травой, и кустысирени. Там стояла садовая скамейка, которую не так давно покрасили. Женькапрошлась по тропинке до забора, в котором зияла внушительного вида дыра, ивернулась назад.

– Забор того гляди рухнет, – недовольно сообщилаона.

– Посмотри, какая красота, – разозлилась я. Женькаплюхнулась на скамейку, посмотрела на дом с печалью и сказала:

– По-моему, Задорнов прав, больше двухсот пятидесятитысяч это счастье не стоит. Земли, конечно, полно, и вид из окон красивый,речка, лес, рай для дачников. А что касается дома, по-моему, легче его снести ипостроить новый, чем этот ремонтировать.

– Возможно, – не стала я спорить. – Но мысюда приехали узнать, почему дом пользуется такой популярностью.

– Глупости все это, Анфиса, – поморщиласьподруга. – Ты же слышала, москвичей здесь полно, а для них десять тысячдолларов не такая уж большая сумма.

– Давай продолжим осмотр, – предложила я. Женька снеохотой последовала за мной.

За следующей дверью оказалась кладовка, доверху забитаявсякой рухлядью, рядом была еще одна дверь. Женька подергала за ручку, но дверьне подалась.

– Заперто, – решила я, Женька отрицательнопокачала головой.

– Ничего подобного. Если и заперта, то изнутри.

– С чего ты взяла?

– С того, что замок отсутствует. Видишь, ручка есть, аличины нет. Значит, комнату заперли изнутри.

– А сами что, в окно вылезли? – насмешливоспросила я.

– Наверное, так. По-другому не получается.

– Глупость какая-то, – возмутилась я.

– Давай со стороны улицы посмотрим, – предложилаподруга.

– Что посмотрим?

– Окно, естественно. Я не знаю другого способа, как,закрыв дверь изнутри, выбраться из комнаты. Хотя окно открытым оставлять ещебольшая глупость.