Фин явился с опозданием на целых тридцать пять минут и вымокший насквозь. Она едва взглянула на него и строго приказала:

– Не топчи пол!

Он что-то пробурчал в ответ – она не придала значения – и быстро себя обсушил.

– И нечего злиться, что я опоздал. У нас одна лошадь захворала, пришлось лечить.

Порой она забывала, что у Фина тоже работа.

– Что-то серьезное?

– Не то слово, но она поправится. Это Мэгги. Внезапный приступ кашля. Можно было положиться на лекарства, но… понимаешь, я решил не рисковать.

– Еще бы. – Ей ли его не знать. Животные были его самой большой слабостью, как и все, кому требуются забота и исцеление. – Ты бы и не смог. – А положение и впрямь было серьезное, теперь она это видела по его усталым глазам.

– Сядь. Тебе надо выпить чаю.

– Не откажусь. А чем это пахнет? Имбирным печеньем? Не откажусь. И когда ты успела?

– Сядь! – повторила она и пошла подогреть воду в чайнике.

Но Фин в беспокойстве топтался по кухне.

– Ты, я вижу, работала? Новые свечи еще не встали.

– Видишь ли, я работающая женщина, а не только колдунья! Мне же надо заполнять полки в лавке. Не могу я целыми днями заниматься этим поганым Кэвоном, будь он проклят!

– Зато ты можешь целыми днями обижаться на меня без причины, да? А кстати, мне тоже свечи нужны!

– Те, что ты видишь, – для подарочных наборов.

– Тогда я возьму два таких набора, подарки-то все равно покупать. И не только… – Он пошарил глазами по полкам. – Мне вот эти нравятся, в зеркальных формочках. Будут хорошо отражать свет и переливаться. – Он взял в руки одну свечу и понюхал. – Клюква. Рождеством пахнет. Пойдет, правда? Я бы взял дюжину.

– Прямо сейчас у меня дюжины таких и не наберется. Остались вот эти три.

– Но ты же сможешь сделать недостающие?

Брэнна заварила ему чай, искоса взглянула на него. Он поймал ее взгляд.

– Смогу. Но придется подождать до завтра.

– Годится. И еще вот эти тонкие – длинные белые и красные, которые покороче.

– Ты явился сюда работать или за покупками?

– Совмещаю приятное с полезным. – Фин снял с полок выбранные свечи и сложил на стойку, чтобы потом забрать.

Поудобнее усевшись с чаем, он посмотрел на нее в упор. Сердце у Брэнны встрепенулось, но она оставила это без внимания.

– Как нам и было известно, он по ту сторону реки. Залег в темноте, в самой чаще. Мне думается, у него там что-то вроде пещеры. Но когда и где он себя проявит, я сказать не могу. Могу лишь предполагать.

– Ты его искал. Черт тебя подери, Фин!

– В дыму, – сухо добавил тот. – Какой смысл шататься по лесам в такую гадкую погоду? Я смотрел через дым, но картинка размывалась и колыхалась, сама похожая на дым. И могу тебе сказать, он уже не так слаб, как после схватки, даже по сравнению с тем, что было всего несколько дней назад. И он не один, Брэнна. С ним что-то… что-то еще.

– Что?

– Думаю, некая сущность, с которой он заключил сделку, чтобы быть тем, кто он есть, и обладать тем, чем он обладает. И эта сущность еще чернее и глубже. Я думаю…. Не знаю… – прошептал он и потер руку в том месте, где было клеймо родового проклятья. – Мне кажется, эта сила играет им, использует его так же, как он использует ее, а поскольку он пока еще не совсем оправился, мне удалось это углядеть. Раньше я этого не видел. Это всего лишь ощущение, насчет этой другой сущности. Но я знаю, и наверняка, что он поправляется и скоро опять себя проявит.

– Значит, мы должны быть готовы. Фин, что мы упустили в тот раз? Вот в чем вопрос! Давай искать ответ.

Он откусил печенье, и впервые с того момента, как вошел, лицо его озарила улыбка.

– Чтобы опять рыться в этих чертовых книжках, двух печенинок мне будет мало.

– Миска перед тобой, только руку протяни. Ну что, за дело? – Она постучала по книжной обложке. – Сперва – зелье.

Он смотрел на нее, и его сердце сжималось от боли. Такая близкая – и такая далекая. Как Сатурн. И силу ему придавало не какое-то там печенье, хотя вкусное, очень вкусное! – а присутствие ее рядом, звук ее голоса, ее тонкий и легкий запах, когда она оказывалась так близко возле него, что он мог его уловить.

Фин перепробовал все известные ему способы, чтобы убить в себе любовь к этой женщине. Напоминал себе, что она его отвергла, дала ему от ворот поворот. У него бывали и другие подруги, которыми он пытался заполнить оставленную ею пустоту – их телами, их голосами, их красотой.

Он бросал свой дом, месяцами бродяжничал, только чтобы быть от нее подальше. Ездил, скитался по местам далеким и близким, чужим и хорошо знакомым.

Немилосердным трудом, своим временем, потом и кровью он сколотил состояние, и солидное. Построил себе прекрасный дом и следил за тем, чтобы его родители тоже ни в чем не нуждались, хотя они давно перебрались в Нью-Йорк, чтобы быть поближе к сестре его матери. А может, думалось ему порой, чтобы быть подальше от всяких ведовских разговоров и даже мыслей о колдовстве и заклятиях. И он их за то не винил.

Никто не мог бы сказать, что свою жизнь и свое мастерство он тратит впустую – и колдовское, и любое другое, какими он обладал, а он обладал. Но, как он ни старался, его любовь оставалась неколебимой.

Он даже подумывал, не пустить ли в ход какое-нибудь зелье или заковыристый отворот, но он знал, что любовная магия, будь то приворотная или наоборот, порой имеет последствия, о которых человек, пожелавший ее применить, не может и догадываться.

Нет, он не станет – просто не может, нет у него на то права! – использовать свое колдовство в своих интересах.

Он то и дело задавался вопросом, лучше это или хуже, что она – а он это точно знал – тоже страдает? Бывали дни, и это правда, что он находил в этом какое-то утешение. А временами готов был лезть на стену.

Но в данный момент ни у кого из них не было выбора. Они должны быть вместе, работать бок о бок, объединить усилия ради общей цели – уничтожить Кэвона, одолеть его, покончить с ним навсегда.

И он работал с ней вместе, то споря, то соглашаясь, в ее мастерской, за бессчетными чашками чая – в последние уже добавлялось немного виски, – склонившись над книгами, вновь и вновь составляя заклинание, которое все не нравилось ни тому ни другому, и в который раз перебирая в памяти каждый этап двух предыдущих попыток.

И ни один из них не придумал ничего нового, не нашел иного ответа.

Брэнна была самой хитроумной из всех известных ему ведьм – и чересчур щепетильной в вопросах этики. И еще – очень красивой. Не только лицом и фигурой, не только роскошными блестящими волосами и теплыми серыми глазами. Сама ее природа, ее энергетика и факт наличия этой силы делали ее неотразимой. А еще – неколебимая преданность делу, своему дару, своей семье.