– Это разумеется само собой, – сказал Трабшо.

– Тем не менее, – возразила актриса, – мне бы хотелось, чтобы это было сказано. Когда кто-нибудь говорит – вот как вы – «это разумеется само собой», он потом может с полной искренностью утверждать, что никогда ничего подобного не обещал.

Старший инспектор устало улыбнулся:

– Я торжественно обещаю не повторять ничего из того, что услышу в стенах этой комнаты в ближайшие часы, если окажется, что оно не имеет отношения к расследованию убийства Джентри. Вы удовлетворены?

– Удовлетворена. Тогда я «за».

– Ну, – сказал Трабшо, – мы, кажется, почти достигли большинства. Так не провести ли голосование среди еще не высказавшихся? Помните, дамы и господа, продолжать мы можем, только если участвовать готовы вы ВСЕ. Итак, кто из пока промолчавших поддерживает предложение доктора Ролфа, чтобы я провел допросы в вашем присутствии с начала и до конца?

Следующая поднятая рука принадлежала Мэдж Ролф. Затем вскинул руку Дон. А затем, ко всеобщему удивлению, Мэри Ффолкс нерешительно подняла свою – ко всеобщему изумлению по той причине, что все ее друзья всегда причисляли ее к тем женам, которые ждут, чтобы точно узнать мнение своих мужей касательно любого затронутого предмета, прежде чем осмелиться высказать собственное.

И было очевидно, что и сам полковник растерялся, так как он бросил на нее пронизывающий взгляд, прежде чем поднял (неохотно?) собственную руку. Затем наступило молчание.

В конце концов Трабшо обернулся к священнику, который сидел возле своей жены с выражением муки на почти малокровно бледном лице.

– Ну-с, ваше преподобие, – сказал он. – Как вы видели, мисс Маунт, мисс Резерфорд, Фаррар, миссис Ролф, Дон, а теперь также полковник и его жена – все они согласились, чтобы их допрашивали. Остались вы и ваша супруга.

– Да, я понимаю, – сказал викарий раздраженно. – Я… э… видите ли, я… я… я не думаю, что это…

– Вы, конечно, понимаете, не правда ли, что ваш отказ исключит расследование?

– Да, вы это подробно объяснили, инспектор.

– Вам всем придется сидеть здесь в ожидании полиции, раздумывая, кто из вас это сделал, почему он это сделал и не повторит ли. Вы действительно этого хотите?

– Нет-нет, разумеется, нет, но я не… я не допущу, чтобы меня принуждали. Я независим и… это выглядит… я уверен, Синтия чувствует то же, ведь так, моя…

– Да ну же, Клем! – воскликнула Кора Резерфорд. – Мы замешаны в этом все вместе. И будем откровенны – я бы никогда этого не сказала, если бы не исключительные обстоятельства, – и будем откровенны: вам ведь практически нечего терять и, во всяком случае, меньше, чем остальным! Бьюсь об заклад, из инсинуаций Джентри вчера вечером почти все мы уже отгадали ваш Ужасный Секрет. И он в любом случае выйдет наружу, хотите вы того или нет!

– Она права, ваше преподобие, – мягко сказал Трабшо.

Священник беспомощно посмотрел на жену, чья звездноглазая порядочность и прагматизм – именно те скромные английские добродетели, какие ожидают найти в подруге жизни англиканского священника, – ничем не могли ему помочь в тисках подобной дилеммы. Затем он сглотнул – было почти слышно, как он сглатывает, – и сказал:

– Ну хорошо. Но я настаиваю, чтобы… чтобы…

– Да?

– Ну… ничего, нет. Да-да, я согласен.

– Отлично, – сказал Трабшо, потирая в предвкушении руки. Он посмотрел на свои часы. – Десять пятнадцать. Вы все уже на ногах более двух часов. Могу ли я рекомендовать вам вернуться в свои комнаты, привести себя в порядок и одеться? Затем мы все снова соберемся, скажем, через двадцать минут – в библиотеке. И само собой разумеется, – добавил он к сказанному, – само собой разумеется, что никто из вас не забредет на чердак. Нет, понимаете, не то чтобы я вам не доверял. За тем исключением, что – если мисс Маунт права, а я думаю, она права, – в этой комнате есть по крайней мере кто-то один или одна, кому вам никак нельзя доверять. Вы понимаете, что я подразумеваю?

Они все понимали, что он подразумевал.

– Итак, полковник, – сказал он, – вы не проводите меня?

Когда они вошли в библиотеку, сопровождаемые преданным Тобермори, между ними успел завязаться важный разговор.

– Должен сказать, я уже подумал, что этот типус викарий сорвет весь план, – сказал старший инспектор.

– Да, он немножко старая баба, – ответил полковник. – Но кроме того, приятный, доброжелательный старикан, и ему потребовался только тычок под ребра.

– Пожалуй, я начну с него – просто чтобы он не успел передумать.

– Послушайте, Трабшо, дело это очень странное, как ни верти.

– Справедливо, – сказал полицейский. – За всю мою карьеру я ни разу не сталкивался с таким невероятным преступлением. Ну просто из – как их там? – «Ищи убийцу!» в духе Эвадны Маунт.

– Не вздумайте сказать это при ней. Я как-то раз именно это и сказал, так она мне голову чуть не откусила.

– Неужели? Я подумал бы, что она сочтет это комплиментом.

– Ну, вы же знаете людей. Сделаешь им не тот комплимент, и они встают на дыбы, будто их в жизни так не оскорбляли. Алекса Бэддели, позвольте вас предупредить, не снисходит иметь дело с убийствами в закрытых комнатах.

– Неужели? – отозвался ошеломленный Трабшо. – Привередничает, какие убийства ей по вкусу раскрывать? Вот если бы и мне так!

– Сам я не очень жалую писанину Эви, однако Мэри заверяет меня, что, исключая запертые комнаты и тому подобное, там наличествует весь набор штучек-мучек. Ну, вы знаете: потайной ход, ключ к которому есть только у убийцы. Напольные часы и трюмо друг против друга на сцене убийства, так что циферблат запомнился в отражении. Какой-нибудь блудный сын, отправленный в Австралию и, предположительно, умерший там, да только никто толком не знает, так это или не так. Попросту обычное «Ищи убийцу!». Сплошная околесица, если хотите знать мое мнение.

– Ну, в данном случае, я уверен, нам ни с чем подобным столкнуться не придется.

– Да… но только в Ффолкс-Мэноре имеется свой потайной ход. «Приют Попа» для всяких падре во времена гонений на католиков, и упрятан он за панелью одной из стен. Я вам его как-нибудь покажу.

– Благодарю. Мне будет интересно. Но пока я не вижу, какое отношение он мог бы иметь к убийству Джентри. Среди ваших гостей я ощутил такую глубину ненависти к нему, что, мне кажется, достаточно просто установить, в чем заключались индивидуальные причины для этой ненависти и, разумеется, кто успел первым.

Ближе к концу их разговора полковник все больше словно места себе не находил, и это наконец привлекло внимание Трабшо.

– Вас что-то беспокоит, полковник?

– Ну да, Трабшо… Да, должен признаться, это так.

– А именно?

– Не знаю, как выразиться…