Наконец-то выпутавшись из простыни, Морган, улыбаясь, села.

– Не надо меня дразнить.

Он усмехнулся:

– А мне понравилось.

Морган прислонилась к кровати и накинула простыню себе на ноги.

– Ты напоминаешь мне моего брата.

– Брата? – спросил он, поднял руку и стащил с кровати одеяло. – Это не совсем то, что хотелось бы услышать мужчине, который сидит рядом с обнаженной женщиной.

– А что именно хочет услышать мужчина, который сидит рядом с обнаженной женщиной?

– Стоны и вздохи, – сказал Уорд, укрывая их обоих одеялом. – И слово «да».

– Ха! Мужчины хотят слышать от женщины «да» постоянно, день и ночь, хоть она совершенно голая, хоть одета с головы до ног.

– Думаю, только некоторые мужчины. Ну, давай, Морган, расскажи мне про этого своего брата, – добавил он, перестав улыбаться.

– Я по нему скучаю. Он пытался… – Она замолчала и нахмурилась. Пытался хоть немного облегчить отцовское властное, деспотичное отношение к ней. Отец всегда был куда снисходительнее к Реджи.

– Пытался? Сделать что?

– Мой отец был сторонником суровой дисциплины и крепко придерживался строгих правил.

– Я вижу, это на тебя здорово подействовало.

– Подействовало, только против его ожиданий.

– А где твоя родня? В Англии?

Морган быстро начала придумывать очередную басню. Господи, это становится все запутаннее и опаснее.

– Не нужно, – сердито бросил Уорд. – Когда ты вот так колеблешься, значит, сочиняешь очередную ложь. Лучше мне вообще ничего не слышать.

– Все это очень сложно, – негромко сказала она.

– Наверняка. У тебя что, вообще нет семьи, к которой можно обратиться?

– Нет.

– А друзей?

Морган на мгновение задумалась и помотала головой:

– Нет.

Наморщив лоб, капитан произнес:

– Что ж, я не могу выгнать тебя обратно на улицу. Как насчет работы?

Работа? Господи, нет! То, что капитан не читает газеты, не значит, что этого не делают другие. А если ее увидят родственники Уэдерли или Ричарда…

– Я ничего не умею.

– Чтобы работать на фабрике, ничего особенного и не нужно уметь, – сказал Уорд. – Или мы можем подыскать тебе место в какой-нибудь конторе.

– А мне нельзя остаться с тобой?

Он вскинул брови.

– Здесь?

Неужели она на самом деле собирается предложить ему себя в любовницы? О да, собирается, даже если и знает, что будет гореть за это в аду или, что еще хуже, погубит остатки своей репутации.

– Я… я бы осталась и… и составляла тебе компанию, если… – Морган сглотнула, в первый раз подумав, что у него, возможно, уже есть подобные отношения. Может быть, даже есть жена.

Капитан Монтгомери втянул в себя воздух. Морган вздрогнула. Уорд взял ее руки и ласково погладил их.

– Морган, я польщен, но тебе следует серьезно обдумать другие варианты.

Уязвленная, она вырвала руки.

– Разумеется. Это была глупая мысль. Не важно.

– Я этого не говорил.

Морган откинула простыню и встала, чтобы он не заметил слез, проклятых, проклятых слез, наполнявших глаза. О чем она вообще думала? Безрассудная, глупая, импульсивная дура!

– Ты не хочешь долго находиться в моем обществе, что вполне понятно. Я просто женщина с улицы, да еще и воришка.

– Я не говорил этого. Что ты делаешь?

– Ищу одежду, чтобы уйти.

– И этого я не говорил! Морган, стой…

– Напротив, сэр, вы велели мне собираться, – ответила она и, не сумев найти одежду, схватила простыню и завернулась в нее.

– Я просто попросил тебя подумать и о других возможностях. Ради Бога, Морган, довольно!

Она, спотыкаясь, направилась к двери, отчаянно пытаясь скрыть искаженное стыдом лицо и текущие из глаз слезы. Уорд вскочил и схватил ее за руку.

– К черту все! – прорычал он. – Не плачь! Я терпеть не могу, когда женщины плачут.

– Я не плачу!

– Тогда что это у тебя в глазах?

– Это не слезы!

– Ладно, – уступил капитан. – Ты не плачешь. – И осторожно повернул ее лицом к себе. – Но только пойми – я не отвергаю тебя. Я отвергаю саму идею.

– Но я и есть эта идея, это одно и то же!

– Боже милостивый! – выдохнул он. Взяв Морган за руку, он повел ее назад к постели. – Ты вся дрожишь. Закутайся в одеяла и задерни занавески на кровати, пока я разожгу огонь; А потом обсудим планы.

Уорд просто не мог поверить самому себе, что обдумывает ее предложение. Сама проклятая идея смехотворна! Если бабушка узнает, она сначала прочтет ему нотации о долге перед семьей, потом перейдет к упрекам и скажет, что он ее разочаровал, а завершит все хорошо продуманным суровым выговором. Но хуже всего то, что в ушах Монтгомери все еще звучали слова Роба: «Мы взрослые люди, Уорд. Это ерунда по сравнению с тем, что другие вытворяли».

Уорд взял кочергу, помешал золу в камине и подбросил дров.

Ему уже двадцать девять лет. Он владеет и распоряжается значительным состоянием. За все это время у него были всего две любовные интрижки, обе короткие и тайные, поскольку, заботясь об имени, он постоянно обуздывал свою страсть. Его отец к двадцати девяти годам имел жену и ребенка, содержал нескольких любовниц и укладывал в постель бесчисленное множество других. Он заразился сифилисом и заразил им трех не желавших вступать с ним в связь служанок, одна из которых покончила с собой. Он громоздил один скандал на другой, марая фамилию Монтгомери. По сравнению с ним Уорд просто святой.

Бросив в камин последнее полено, он повернулся.

Морган лежала посреди кровати, натянув на себя одеяло, чтобы прикрыть грудь. Ее темные волосы свободно падали на плечи. Она по-прежнему была чертовски соблазнительна, а Уорд никогда не ощущал себя святым. «Мы взрослые люди, Уорд».

Потерев шею, Монтгомери пересек комнату и подошел к кровати.

– Итак, – произнес он, нырнув под одеяло и взбив подушку, – ты решительно отказываешься подумать о других возможностях?

– Я не думаю, что это в моих интересах.

– Значит… ты хочешь стать моей любовницей? – Морган с силой втянула в себя воздух, как будто Уорд ее ударил. – Разве не это ты предлагала? – поспешно спросил он.

– Это. Просто само слово звучит так… неприлично.