Он глядел на художника во все глаза, но Леборн и бровью не повел.

— Нет, конечно… Раз вы изучали мое досье, или как это у вас там называется, значит, знаете, что я совсем не по этой части.

Потемкин пожал плечами:

— Я в этой области не эксперт, — тут Олег хотел добавить «к счастью», но вовремя удержался. — Поэтому, простите, я настаиваю на точном ответе. Да или нет?

— Конечно же нет…

Леборн допил свой зеленый чай, поставил черную с золотом кружку на низкий столик — весь в белесых кругах от мокрых стаканов.

— Джон — он славный парень. Талантов ему бог не дал, зато воображение у него было превосходное. Если бы он нашел вовремя применение этому воображению — ему бы цены не было. Не знаю уж где… То ли в литературе, то ли в кино… Представьте себе человека, который со ста долларами в кармане чувствует себя миллионером и начинает вести себя соответственно. Я смотрел, как он в этой ситуации разговаривает с официантами в ресторане, с шоферами такси, — вы даже не представляете, какой в нем актер погиб… Он не то чтобы вел себя надменно — напротив: вы видели очень богатого человека, который стремится быть демократичным. Я про себя с хохоту умирал, а ему хоть бы что! Поэтому для работы, которую он выполнял, он был незаменим. Посмотрели бы вы, как он свешивался с этого подиума, цепляясь за трос, — честное слово, брызги океана начинали чувствоваться! Он преображался в свой «объект». Вашего Станиславского на него не нашлось, ей‑богу. Вы все еще не хотите чаю?

Впрочем, Брет уже вошел в собственную роль и даже не дождался ответа Олега.

— Однако на каждый плюс в этом мире есть свои минусы. Парень работал, чуть не впервые в жизни у него появился стабильный заработок, да и работа не пыльная — не то что весь день штаны просиживать в каком‑то занюханном офисе, пялясь в компьютер. Все было бы хорошо — но он вообразил, что он в меня влюблен. Я, как мог, старался нивелировать ситуацию. Вы сказали вот, что вы не эксперт. Поверьте, я тоже. Если бы на его месте была женщина — у меня не было бы вопросов и сомнений, как поступить…

В студии прозвучал мелодичный перезвон колоколов, и Леборн прервался.

— Вы что, заперли дверь, когда вошли?

— Я ошибся? Простите, это у меня привычка, почти патология — не выношу, когда двери не заперты.

— Это моя дочь, Патимат, — сказал Леборн с неожиданной гордостью. — Где вы еще в этой стране найдете дочь, которая приносит отцу горячий завтрак? А она приносит. Почти каждый день. Причем я ее об этом никогда не просил.

Последние слова Леборн произнес, уже отпирая дверь.

— Добро пожаловать, милая леди!

— Хотела бы я знать, чего ты заперся? Опять какой‑нибудь интим?

В студию вошла высокая длинноногая девушка в красной короткой кофте и настолько узких джинсах, что непонятно было, каким образом их можно надеть на себя, а уж как перемещаться в них — совсем непонятно. Длинные черные волосы, брови вразлет, никакой косметики. Взгляд — открытый и прямой, наверное, и характер такой. В руках — пластиковый пакет, который она, пройдя через студию, положила рядом с холодильником.

— Что ты, Пат! Будь осторожна в вопросах. Мой гость, во‑первых, полицейский, а во‑вторых, из страны, где таких вопросов не любят.

— Не могу согласиться с вашим отцом, — произнес Потемкин, вставая. — Во‑первых, я не из полиции, а из совершенно другой организации. Во‑вторых, хоть это звучит нескромно, статус у меня международный, поэтому прошу относиться ко мне соответственно.

Патимат (Олег запомнил это необычное для Америки имя по рассказам О’Рэйли) глядела на него прямо и не торопилась отводить глаза.

— Вы что, допрашиваете папу?

— Мы беседуем. — Олег тоже не отвел взгляда, и через несколько мгновений это стало напоминать игру в гляделки… Олег прекратил поединок первым.

— Вам надо поесть, пока завтрак горячий, — сказал он Леборну нейтрально. — А я пока, если не возражаете, поброжу по мастерской, посмотрю на ваши работы.

— Смотреть тут особенно не на что, — буркнул Леборн, усаживаясь за стол, но чувствовалось, что ему приятно. — Да, — спохватился он, — я же вас не познакомил.

— Алек Потемкин, — поклонился Олег.

— Патимат Леборн. — Девушка без колебаний протянула руку. Кисть была сухая, узкая, сильная.

— Это так трогательно, что вы носите отцу завтрак…

— Я вообще стараюсь делать в жизни именно то, что мне хочется, — парировала Патимат с некоторым вызовом. — То, что вы видели, — один из частных случаев. Кстати, в это время у папы в мастерской обычно никого не бывает, поэтому никто из знакомых об этой моей привычке не осведомлен. Это наше семейное дело.

— Считайте, что и я ничего не видел, — сказал Олег негромко. — Не буду вас отвлекать, иду бродить…

Он и впрямь отошел в дальний угол студии и стал разглядывать прислоненные к стене картины. В большинстве это были портреты. Главным образом портреты того типа, о котором вчера вычитал Потемкин в полученной информации, того типа, для которого работал Джон Линк, — беллетризованные, так сказать. Руку Леборна легко было узнать — решительные мазки, смелое смешение красок.

Просмотрев несколько холстов, Олег про себя решил, что ему все же больше нравятся портреты традиционные, кабинетные… Там Леборн, с точки зрения Потемкина, достигал наибольшей выразительности.

— Ну и как? — Это Патимат подошла незаметно и остановилась за плечом Олега. — Нравится?

Олег взглянул на девушку. Если что‑то ему в мастерской и нравилось безусловно — так это она. Сама все знает — и что она красива, и что отец ее великий художник, и что все, кто приходят в эту мастерскую, непременно восторгаются работами Леборна. Патимат не знала другого, что характер у ее собеседника незавидный в том плане, что он терпеть не может соответствовать ожиданиям, особенно если тот, кто задает вопрос, для него важен…

Наступила пауза.

— Знаете, у меня неоднозначные впечатления, — сказал наконец Олег. — Конечно, почерк вашего отца ни с чьим другим не спутаешь, но вы ведь не будете возражать, если я скажу то, что думаю, а не то, что положено здесь говорить?

Патимат кивнула.

— Мне ближе те работы вашего отца, где отсутствует, так сказать, живописный фон. Где главное — сами герои.

— Подумаешь, новость… — фыркнула девушка. — Отец все это сам прекрасно знает. Но эти работы все заказные. И если клиент хочет яхту, то пусть у него будет яхта… Вы такого художника Рембрандта знаете?

— Слышал кое‑что, — улыбнулся Олег. — О нем, о его жене Саскии и о его родном городе Лейдене.

Патимат взглянула озадаченно:

— А, ну да — вы же хоть и полицейский, но из Европы… Там они хоть о чем‑то еще слышали, не то что у нас. Так вот, может, вы и помните историю с «Ночным дозором»?