– Не стоит устраивать истерики и утверждать, будто я не хочу тебя видеть, – сказал Винсент, – но что ты здесь делаешь?

– Решила прогуляться. Это запрещено законом?

– Мне плевать на закон. Меня волнует, что ты делаешь в моем клубе.

В голосе Винсента явственно чувствовались собственнические нотки. Это был его клуб, и он диктовал здесь правила. Вопреки его предупреждениям, Диана надула губки в притворной обиде:

– Может быть, я пришла сюда ради тебя?

– Значит, тебе что-то нужно.

– Ты совсем не рад мне.

– Я не рад тебе здесь.

– Хорошо, – спокойно сказала Диана. – Я пришла сюда, потому что искала тебя.

– Прекрасно. Ты хотя бы начала говорить правду. Зачем я тебе понадобился?

– Хотела узнать, как дела у братьев Уэйнфилдов.

– Ты могла позвонить Фредерику.

– Могла – если бы он брал трубку.

Винсент усмехнулся. Его брат имел одну прекрасную привычку: вычеркивая людей из своей жизни, он больше не желал иметь с ними каких-либо дел. Скорее всего, сразу после прекращения отношений номер Дианы отправился в черный список на всех телефонах Фредерика.

– Попробуй звонить ему с чужого номера, – улыбнулся Винсент.

– Ты думаешь, я совсем дура? Он просто не отвечает.

Винсент мог бы рассказать, что в последнюю неделю Фредерик вообще никому не отвечает по личному телефону. Они сдавали новый номер журнала и заключали выгодный рекламный контракт. По большому счету, это был первый свободный вечер Уэйнфилдов за неделю. И если Винсент отправился в клуб посмотреть на группу Кристины, то Фредерик поехал домой. Спать. Не удивительно, что Диана не смогла до него достучаться.

– Дорогая, – вздохнул Винсент, – ты просто ужасно не терпелива. Попробовала бы через недельку. Люди бывают заняты. Или ты сама сейчас не сдавала номер?

Диана поджала губы и ничего не ответила, а Винсент с удовлетворением вспомнил, что ударил по больному месту. Диана получила журнал в наследство от богатого отца, который, подобно Леонарду Уэйнфилду, давным-давно основал свое дело, внезапно пошедшее в гору. Только Диане достался успешный и процветающий бизнес, поэтому она не морочила себе голову, вникая в детали. Мисс Уилсон полагала, что раз она владелица, то может себе позволить назначить грамотных директоров, которые будут управлять таким монстром как ее корпорация.

– Хорошо, – сказала Диана. – Ты не хочешь даже поговорить со мной?

– Дорогая, я никогда не скрывал своей… некоторой нелюбви к тебе. Поэтому буду очень рад, если ты немедленно покинешь мой клуб. Что касается твоего вопроса, то у нас с братом все прекрасно. И не стоило разыгрывать тут спектакль: если хочешь поговорить с Фредериком, доставай его.

Диана резко поднялась из-за стола и ушла прочь, даже не попрощавшись. Винсент ничуть не расстроился от такого положения дел, только Кристина с удивлением смотрела вслед Уилсон.

– Странная женщина, – пробормотала она.

Винсент пожал плечами:

– Ей нравится представлять себя как блондинку. А еще она до сих пор влюблена во Фредерика, так что я ей сочувствую.

– Ты всегда сочувствуешь пассиям своего брата?

– Когда знаю, что они ему безразличны.

Кристина оглянулась на сцену и только теперь увидела, что за время разговора с мисс Уилсон Forever успели уйти со сцены.

– Пойду к своим мальчикам. Ты будешь здесь?

– Нет, поеду домой. Я тоже устал.

Кристина кивнула:

– Тогда зайду к вам на днях.

– Конечно. Либо я, либо Фредерик будем дома.

Снова кивнув, Кристина поднялась из-за стола и пошла к гримерке. Ей показалось, она еще раз или два увидела мелькнувшую в толпе блондинку… но не была уверена.

Открой глаза.

Винсент послушно распахнул глаза и уставился в потолок. В комнате не было темно, царил полумрак, так что он отлично видел окружавшее пространство. Несколько секунд понадобилось на то, чтобы восстановить дыхание.

Винсент сел на диванчике, отчего тот стыдливо скрипнул. На самом деле, его давно пора выкинуть на помойку, но какой-то техник притащил его в Куб, а Винсент сразу, как только увидел, распорядился отнести в одну из каморок. Тут стоял всякий хлам, и почти никто никогда не заходил – идеально, как полагал Винсент. Его маленькое убежище, где он любил иногда прятаться и размышлять. Или спать.

В стены бился бас. Такой размеренный, что он убаюкивал. Винсент стер с подбородка кровь: кажется, во сне он все-таки прокусил губу.

И на этот раз он помнил кошмар.

Ани постаралась на славу. Она охраняла сны брата той ночью, и еще неделю после никакие кошмары не беспокоили Винсента. А может быть, он был слишком занят в издательстве, оставалось мало времени на сон. Впрочем, он и сегодня был вымотан. Но ни это, ни чужая кровать не спасли его от новых снов.

Воспоминания о кошмаре лезли в голову, словно назойливые мухи, хотя Винсент предпочел бы забыть. Рывком поднявшись с дивана, он почти выскочил в дверь, а оттуда – в зал клуба. Посетителей было полно, и Винсент сделал вывод, что не так уж долго спал. Он подошел к баристе, Сьюзи. Она с удивлением посмотрела на него:

– Ого, Винсент, ты что-то паршиво выглядишь.

– У тебя есть снотворное?

– Что?

– Таблетки. Крепкий сон без сновидений.

– Да, конечно. Ты же знаешь, у меня порой бывают с этим проблемы после смены.

– Можешь дать мне парочку?

Сьюзи оглядела Винсента и, вздохнув, полезла в сумочку.

– Двух штук вполне достаточно, – сказала она, протягивая пузырек. – Не перестарайся.

– Дорогая, я хочу спать, а не умереть.

Взяв пузырек, Винсент вернулся в каморку и плотно претворил за собой дверь. Он выпил три таблетки, запив их прихваченным из бара стаканом воды. Едва его голова коснулась подушки, Винсента снова обступили сны и видения: образ четок в руках Анны, ванная с кровью и ковер из цветов. Он чувствовал вкус шампанского на губах, а руки казались липкими от крови.

Но таблетки подействовали. И все образы ушли.

Прости меня, ибо я согрешила.

Ей не хотелось просить благословения. Ей вовсе не хотелось исповедоваться в делах, которые она успела совершить. Но ей было необходимо, чтобы ее простили. Пусть не люди, они все равно ничего не понимают. Нет. Ей было нужно прощение высшего суда.

Тонкие пальцы перебирали четки, но в этих движениях не было осмысленности. Ее мысли оставались далеки от тех простых жестов, которые она сейчас совершала. И стоя на коленях, молитвенно сложив руки со сжатыми в них четками, Анна шептала слова молитв. Но на самом деле, единственное, чего она хотела, это прощение.