Айвен задумался.

– Ботинок! – напомнил Майлз, не давая тому опомниться.

Айвен механически помог ему разуться.

– Ладно, – произнес он нехотя. – Но после разговора мы немедленно заявим в Имперскую безопасность.

– Айвен, я и есть Имперская безопасность, – возмутился Майлз. – Три года подготовки и боевой опыт. Ты что, забыл? Уж пожалуйста, поверь, что иногда и я знаю, что делаю. – «Хотелось бы мне самому знать, что я делаю». Интуиция – великое дело, но Майлз прекрасно понимал, что в глазах окружающих она вряд ли послужит оправданием его поступков. – Дай мне шанс.

Айвен вышел в свою комнату переодеться, так и не пообещав ему ничего. Разутый Майлз прополз в ванную проглотить еще несколько болеутоляющих таблеток, после чего смог наконец освободиться от траурного мундира.

Айвен вернулся почти сразу же, но прежде чем он успел задать хоть один вопрос, на который Майлз не мог ответить, или выдвинуть предложение, которое Майлз не мог принять, загудел зуммер на пульте связи. Звонили из вестибюля.

– Лорд Форкосиган? К вам Миа Маз, – сообщил охранник. – Она говорит, вы ее приглашали.

– Совершенно верно. Гм… будьте добры, проводите ее, пожалуйста, сюда.

Интересно, прослушивается ли его комната. Не хотелось бы лишних расспросов. Впрочем, вряд ли. Если Имперская безопасность контролировала все его контакты, ему бы дали уже это понять: либо в спецотделе этажом ниже, либо лично Форобио. Комната должна гарантировать конфиденциальность – за возможным исключением систем связи. Все коммуникации в посольстве наверняка прослушиваются.

Сотрудник посольства проводил Маз до их двери, и Майлз с Айвеном поспешили усадить ее поудобнее. Майлз дипломатично избавился от посольского, отослав его за чаем и – по просьбе Айвена – за вином.

– Спасибо, что пришли, миледи Маз.

– Просто Маз, – улыбнулась она в ответ. – У нас на Верване не привыкли к таким титулам. Боюсь, мы не слишком серьезно их воспринимаем.

– Должно быть, лично вам это все-таки удается: иначе как бы вы смогли действовать здесь так успешно?

– Да, милорд, – улыбнулась она ему.

Ну да, Верван ведь одна из так называемых демократий, пусть и не настолько оголтелых, как у бетанцев.

– Моя мать, возможно, согласилась бы с вами, – предположил Майлз. – Она не видела бы особой разницы между двумя трупами в ротонде. Если не считать, конечно, того, как они там оказались. Насколько я понял, этого самоубийства никто не ожидал?

– Случай совершенно беспрецедентный, – согласилась Маз, – а если вы знаете цетагандийцев, вы поймете, насколько это сильное выражение.

– Значит, цетагандийские слуги не имеют обыкновения следовать за своими господами в иной мир, как это делали когда-то язычники?

– Мне кажется, ба Лура было чрезвычайно привязано к императрице, прослужив ей столько лет, – сказала верванийка задумчиво. – Так давно… никого из нас еще на свете не было.

– Айвен интересовался, правда ли, что цетагандийцы клонируют своих слуг?

Айвен бросил на Майлза укоризненный взгляд, но смолчал.

– Гем-лорды – иногда, – ответила Маз, – но не аут-лорды и, уж во всяком случае, не королевский двор. Для них каждый слуга – такое же произведение искусства, как и любой другой предмет, которыми они себя окружают. В Райском Саду все должно быть уникальным, по возможности ручного изготовления и безупречного качества. К живым объектам это тоже относится. Поточные изделия они оставляют низам. Не уверена, что это справедливо, но в мире, переполненном мнимыми реальностями и бесконечными повторениями, это как глоток свежего воздуха. Им бы только поменьше снобизма по этому поводу.

– Кстати, об искусстве, – произнес Майлз. – Вы, кажется, говорили, что вам удалось идентифицировать тот символ?

– Да. – Она остановила взгляд на его лице. – Где, лорд Форкосиган, вы сказали, вы его видели?

– Я его не видел.

– Гм… – Она чуть улыбнулась, но не стала уточнять. – Это Печать Звездных Ясель – предмет, с которым редко сталкиваются чужестранцы. Точнее, чужестранцы с ним вообще не сталкиваются. Это чрезвычайно сокровенный предмет.

«Так-так, запомни».

– Реликвия аутов?

– И еще какая.

– И… гм… а что это такое – Звездные Ясли?

– Как, вы не знаете? – Маз казалась удивленной. – А я-то думала, вы только и делаете, что изучаете цетагандийские государственные тайны.

– Ну, не все время, но… – вздохнул Айвен.

– Звездные Ясли – это неофициальное название генного банка расы аутов.

– Ах вот что. Этого-то я и боялся. Они что, хранят собственные копии?

– Нет, Звездные Ясли значат для них гораздо больше. Ауты в отличие от обычных людей не договариваются напрямую, чью яйцеклетку чьей спермой оплодотворять перед закладкой в репликатор. Любое генетическое скрещивание является предметом особых переговоров, контрактов, заключаемых главами двух генетических линий – цетагандийцы называют их созвездиями, хотя вы, барраярцы, кажется, зовете их кланами. Эти контракты, в свою очередь, должны быть одобрены императором, точнее, старшей женщиной августейшей семьи и заверены Печатью Звездных Ясель. Последние полвека, с момента восшествия на престол нынешней династии, эту роль исполняла Лизбет Дегтиар, мать императора. И это не пустая формальность: все генетические изменения – а аут-лорды идут на них то и дело – должны быть предварительно исследованы придворными генетиками. Вы спрашивали меня, имеют ли женщины аут-расы какую-нибудь власть. Вдовствующая императрица обладала правом вето на каждое оплодотворение аутов.

– А император? Он не мог влиять на ее решения?

Маз потрогала пальцем губу.

– Честно говоря, я не знаю. Раса аутов крайне ревностно хранит свои тайны. Если какая-то закулисная борьба и имеет место, это не выходит за врата Райского Сада. Во всяком случае, я о таком не слыхала.

– Тогда… кто же теперь будет этой старшей леди? Кто унаследует печать?

– Ага! Вы коснулись весьма интересной темы. Этого не знает никто; по крайней мере император еще не делал официального заявления. Печать должна храниться у матери императора при ее жизни, а в случае ее смерти – у матери наследника. Однако официального наследника император еще не выбрал. Печать Звездных Ясель вместе с прочими регалиями покойной императрицы должны передать новой старшей аут-леди на последнем этапе погребальных церемоний, так что у него остается еще десять дней, чтобы сделать выбор. Представляю себе, какая борьба идет сейчас между аут-леди: ведь пока не свершится эта передача, не может быть заключено ни одного генетического контракта.

– У императора трое сыновей, ведь так? Значит, он должен выбрать одну из их матерей? – подумав, спросил Майлз.

– Не обязательно, – возразила Маз. – Он может передать все одной из своих теток.