Светила почти полная луна, и здесь, на втором этаже, было светло, хотя я в этом доме уже легко могла дойти до ванной с закрытыми глазами, даже не наступив на скрипучую половицу в прихожей, которую Эрнест уже давным-давно хотел отремонтировать. Когда кто-нибудь её тревожил, она издавала весьма неприличный звук. «Как тётя Гертруда, когда поест горохового супа», – говорила Мия, время от времени специально наступая на неё. Сейчас я грациозно обогнула эту доску: я не хотела никого будить. Но как только я потянулась к ручке двери, то услышала шум воды в ванной.

Я уже бросилась было бежать, но потом остановилась, потому что поняла, что находилась в реальном мире и опасность встретить Монстра Ада миновала. Да к тому же Монстр Ада никогда бы не стал так основательно мыть руки. Я нетерпеливо переступала босыми ногами, пока дверь в ванную наконец-то не открылась и оттуда шаркающей походкой не вышел Грейсон, как обычно (независимо от того, какая снаружи была температура) в одних штанах от пижамы и с голым торсом. Но кто я была такая, чтобы жаловаться? Более того, в это время суток на мне не было ни контактных линз, ни очков, поэтому я всё равно мало что видела.

– Тоже не спится? – спросила я дружелюбно, а Грейсон тихонько вскрикнул от испуга.

Очевидно, он толком не проснулся и вообще меня не заметил. Но сейчас старался разглядеть меня, щуря глаза.

– Лив! Ты что меня так пугаешь?

– Извини.

– Ты мне только что приснилась.

– Как мило с твоей стороны.

Он вздохнул:

– Нет, это был не очень приятный сон. Скорее, наоборот, он был ужасен. Я провалил устный экзамен по биологии ко всем чертям! Когда они мне сказали, что я не справился, я сразу проснулся от испуга. Сердце до сих пор стучит как бешеное.

Всё потому, что ты не знал, что такое антидиетическое сало, дорогой! Я сегодня во сне встретилась с Артуром и Монстром Ада, и кто из нас ещё должен жаловаться?

– А ты?

– Что я?

– Почему ты не спишь?

– А-а… полнолуние, – ответила я. – И мне тоже нужно туда.

– Эй, это же моя старая футболка. – Похоже, глаза Грейсона уже привыкли к лунному свету. – Во сне ты была в ней же.

Ой-ой! – Опасная территория. Я на секунду замерла.

– Хотя в моём сне у тебя ещё был хвост, – задумчиво продолжил Грейсон.

– Хвост? – повторила я, стараясь придать голосу такие же неодобрительные нотки, как это обычно делала Эмили.

Я могла поклясться, что Грейсон покраснел. Хотя в сумеречном свете ничего особенно видно не было.

– Хвост леопарда, – сказал он.

Да нет же, чёрт побери! Не леопарда, а ягуара!

– Как странно! – Я покачала головой. – Что бы об этом сказал дядюшка Фрейд? Опять что-то почудилось?

Грейсон ничего не ответил. Но потом тихонько спросил:

– Вы же этого больше не делаете, Лив?

Я кашлянула:

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, эти сны, двери в сны… Вы же не ходите больше по этим коридорам, ты и Генри? Это же всё позади, да? – Его голос звучал так серьёзно и озабоченно, что солгать ему было невозможно.

Я правда не знаю, что бы я ему ответила, если бы в этот момент не раздался звук «тётя-Гертруда-поела-горохового-супа». Кто-то наступил на скрипучую половицу. Это была Мия – хорошенькая и опрятная в своей ночной рубашке с рюшами, которую тётя Гертруда подарила мне три года назад на Рождество. Я её ни разу не надела, а Мии она нравилась, потому что она чувствовала себя в ней как ученица школы-интерната из какого-нибудь приключенческого романа викторианской эпохи, и Лотти она тоже нравилась, потому что Мия в ней выглядела как ангелочек. Лотти всегда самоотверженно разглаживала каждую складочку, каждую рюшечку.

– Чур, я первая, – сказала я, когда Мия подошла ближе.

Она ничего не возразила, а просто прошла мимо нас на лестницу, пристально глядя вперёд.

– Эй! – сказала я уже громче.

Ноль реакции.

Куда она собралась? В туалет на первом этаже? Или хотела тайком заполучить оставшиеся пышечки, которые Грейсон должен был зарезервировать для себя?

– Мия?

Всё-таки с ней что-то не так.

– Она ходит во сне, – прошептал Грейсон. – Такое случается в полнолуние.

Да, он был прав: она бродила во сне. Со мной тоже такое бывало в детстве. Мия начала спускаться по лестнице, немного пошатываясь, но довольно уверенно. Грейсон и я следили за ней.

– Может, разбудить её? – прошептала я.

– Лучше не надо. Ещё упадёт на лестнице.

У подножия лестницы она остановилась и уставилась в пустоту. А потом целенаправленно зашагала к входной двери.

– Сейчас, наверное, лучше её разбудить, – сказал Грейсон.

Мия уже нажимала на ручку двери.

Я положила руку ей на плечо.

– Мия, милая, на улице минус восемь, наверное, не стоит сейчас гулять босиком.

Она смотрела сквозь меня.

– Жутковато, – заметила я.

Грейсон пощёлкал пальцами прямо пред носом Мии, но она даже не моргнула.

В её странном пустом взгляде ничего не изменилось, но, по крайней мере, она позволила нам отвести её наверх. Мы взяли её под руки – я справа, а Грейсон слева, – и повели маленькую викторианскую школьницу обратно в её комнату.

Когда мы уложили Мию в кровать и я поправила ей одеяло, она наконец-то закрыла широко раскрытые глаза и пробормотала:

– Я узнаю вас, мистер Холмс. Вы раскроете это дело.

– Можете быть в этом уверены, Ватсон, – прошептала я и положила голову на её подушку. На минутку.

– Я пойду вниз, закрою входную дверь. – Грейсон зевнул. – Вдруг она снова куда-нибудь соберётся.

– Спасибо.

Что-то заставило меня забраться под одеяло к Мии. Просто я слишком устала, чтобы идти к себе. Даже сходить в туалет сил не осталось.

– Грейсон, ты очень милый.

– Не толкайся, Шерлок, – промямлила Мия.

А Грейсон сказал:

– Ты тоже очень милая.

Хотя, может быть, это мне уже приснилось.

Конечно, Лотти не была приглашена на традиционное крещенское чаепитие у миссис Спенсер, и это было даже хорошо, потому что Рыся решила свести Чарльза (получившего приз за самый лучший рождественский подарок) с только что разведённой внучкой своей подруги, а Лотти могла помешать этой затее.

Но началось всё совсем неплохо. Одетые строго соответственно случаю, мы вовремя позвонили в дверь миссис Спенсер.