В жаркие дни она сидела на собственной веранде, загородившись от солнца бамбуковыми жалюзи, и часто смотрела на остров, окруженный сверкающей водой. Печатала и смотрела, печатала и смотрела на остров, на гавань, на приплывавшие и уплывавшие суда.

Завершение книги было фактически условием их свадьбы. Из Амритсара она вернулась, уверенная, что большая часть ее записей погибла. Фрэнк посоветовал ей сделать еще одну попытку.

Через несколько дней, вернувшись на работу в приют, она нашла в ящике умывальника пачку своих записей, измятых и порванных. Выяснилось, что Дейзи хранила еще одну такую же пострадавшую пачку в конверте, на случай, если у Вивы когда-нибудь хватит духа продолжить писать книгу.

Когда дети узнали, что их истории найдены, их охватил восторг; они стали рисовать картинки для будущей книги и сочинять стихи. Они помогали Виве подбирать по порядку листки, заполнять пробелы. А когда все взялись за дело, задача уже не казалась Виве неподъемной.

И вот 12 апреля 1930 года Вива напечатала на машинке окончательную точку в будущей книге «Рассказы из «Тамаринда»: Десять бомбейских детей и их истории».

Фрэнк, ожидавший финансирования нового проекта их исследований и пока что вернувшийся к посменной работе в больнице «Гекулдас Теджпал», лежал в их спальне, когда она поставила последнюю точку. Она встала и потерла заболевшую поясницу. Взяла рукопись и, радостно прижав ее к себе, вошла в спальню, положила ее на столик и легла рядом с Фрэнком на кровать.

– Готово, – объявила она. – Я закончила.

– Хорошо. – Он обнял ее, крепко прижал к себе и повторил: – Хорошо.

В его глазах стояли слезы, она тоже прослезилась. Он тоже прекрасно понимал, как это важно.

Лежа на его плече, она думала о том, насколько ей стало легче в последние месяцы. В самом деле, просто невероятно, насколько легче. Словно с ее груди сняли огромный и тяжелый камень. Так многое изменилось.

На следующее утро у Фрэнка была ранняя смена. Она встала вместе с ним в половине шестого утра и приготовила для него омлет на тосте. Когда он поел, они сидели вместе на балконе, пили кофе и смотрели на рыбацкие лодки, возвращавшиеся с ночного лова. А за ними на горизонте виднелся еще один пароход компании «P&O», прибывший в Индию. Теперь они приходили только два раза в месяц. Глядя на далекие огни, Вива вспомнила, как она стояла на палубе вместе с Тори и Розой, Фрэнком и Гаем. Бедняги Найджела, молодого чиновника, который читал им стихотворение «Итака», уже не было в живых – он покончил с собой в Читтагонге во время сезона дождей, как он и пророчил. А они еще дразнили его, пели «Какая бо-о-оль, о, что за бо-оль», подражая певицам-негритянкам.

Она вспомнила сипящую фисгармонию в салоне парохода, неуверенное пение гимнов пассажирами, детскую бледность на лице Розы, бедного старину Гая – трудно представить себе, что он теперь марширует на военном плацу в Англии.

– У меня в столе лежит крафт-бумага, – сказал Фрэнк. Они обсуждали, как безопаснее всего переслать ее книгу в Лондон. – Я помогу тебе завернуть рукопись, а если хочешь, мы вместе отнесем ее в контору Томаса Кука.

– Да, – согласилась она. Ее захлестнуло головокружительное чувство облегчения, у нее выросли крылья. Он видел, что ей нужно, а она нет. Когда ты привыкла заботиться о себе, ты не всегда делаешь это правильно.

Через три недели после этого они расписались в Бомбейской регистрационной конторе. Венчаться они не стали – оказалось, что надо было записаться заранее; но их это и не волновало, они не были религиозными людьми. И решили отметить это событие в детском приюте «Тамаринд», который каким-то чудом был еще открыт, хотя власти грозили закрыть его в июне этого года.

Утром в день свадьбы, еще полусонная, она почувствовала знакомую сверлящую боль: это был день ее свадьбы, на ней могли бы быть Джози и родители… Но боль пришла и ушла, на этот раз менее острая. Индия помогла ей понять, что траур, печаль по близким – не преступление. Что не надо жалеть себя и погружаться с головой в эту печаль – надо идти вперед.

И она знала, что до конца ее жизни будут такие, как сегодня, важные моменты, когда ей захочется, чтобы Джози и родители знали что-то еще важное для нее. Например, когда у нее родятся дети или еще что-то. И она будет всегда их любить и вечно прощаться с ними.

В регистрационную контору с новобрачными пришли трое: Дейзи в новой пурпурной шляпке и красивых туфлях, и Тори с Тоби, приехавшие из Амритсара на поезде, потому что старенький «Толбет» приказал долго жить, а на новый у них не было денег. Тори была первой, кого Вива увидела, когда они приехали на тонге. Встретившись глазами с Вивой, Тори запрыгала радостно, словно девочка. Обняв ее, она шепнула, что они с Тоби ждут в октябре ребенка.

Роза прийти не смогла. Отвечая на приглашение Вивы, она сообщила, что в это время будет плыть домой. Ее отец умер перед Рождеством. Ее любимый папочка умер за шесть недель до того, как она узнала об этом. Шесть недель! Она с ужасом думала, как страдает в одиночестве ее мама.

– Я поживу дома несколько месяцев и помогу ей управляться с домом, – писала она, – покажу ей Фредди. Джек, добавила она, останется в Индии. Он постарается приехать на их свадьбу.

– Он не приедет, – сказала Вива Фрэнку. – Банну слишком далеко, и Джек постоянно занят.

– Кто знает, – возразил Фрэнк. – Он будет скучать без них. – Но Вива не была уверена в этом.

И все же когда Вива и Фрэнк приехали в «Тамаринд», Джек был там. Похудевший и постаревший, он стоял в стороне от ликующих детей и Тори с Тоби, увлеченно бросавших конфетти. Она помахала ему рукой, а он по-военному отдал честь и неуверенно помахал рукой. Вива была рада его видеть.

Но времени на разговоры не было. Талика, Судай и щебечущая, веселая толпа детей потащила Виву в ее бывшую комнатку, глядевшую на крону тамаринда. Девочки нарядили свою любимую наставницу в бледно-зеленое сари, объяснив, что это благоприятный цвет для индийской девушки, которая выходит замуж. Надели ей на руки зеленые стеклянные браслеты, сняли с нее европейские туфли, помыли ей ноги и надели на большой палец ноги тонкое серебряное кольцо. Потом прыгали и суетились вокруг нее, причесывая ей волосы, и она опять ощутила в себе невероятный душевный подъем и физическую легкость. Ей казалось, что она с детьми поднялась выше верхушек деревьев, они летали как птицы или воздушные змеи – лучшего способа выразить распиравшую их радость точно не найти.

Во дворе загремели барабаны, запела флейта. В жаровне зажгли огонь и поставили ее на камни двора.

Талика подбежала к окну.

– Все готово, – сказала она.

И Вива, глядя на Талику, вспомнила ту несчастную, маленькую замухрышку, которую она купала во второй день своей работы в «Тамаринде». Как эта кроха тщательно мела двор метлой, стараясь быть полезной.

С горящими глазами Талика держала уголки ее сари. Пока они спускались по лестнице, девочка успела сообщить невесте все их новости. Она рассказала, как она выполнила поклонение Шиве, Шива пуджа, чтобы Вива нашла себе хорошего мужа, что она нарисовала картинку и надеется, что та появится в книге. И Вива, глядя в эти глаза, полные энтузиазма, вдруг поняла, скольким она обязана этому ребенку, как многому Талика научила ее.