Шульц пробовал было защищать позиции Рейгана в Рейкьявике, ссылаясь на то, что американский народ горячо поддержит уничтожение угрозы со стороны баллистических ракет. Но Кроу твёрдо стоял на своём:

— Г-н президент, — мы пришли к выводу, что предложение о ликвидации всех баллистических ракет в течении 10 лет представляет огромный риск для безопасности нашей страны.[209]

Рейган не стал спорить с военными и никакого решения по итогам этого совещания принято не было. Однако вскоре предложение о ликвидации баллистических ракет было похоронено.

* * *

В Москве военные тоже ворчали: сдали американцам все наши ракеты, а что получили взамен? Шиш! Но открыто против Горбачёва и его позиции в Рейкьявике не выступали: не то было время.

Однако Горбачёв знал об этих настроениях. Поэтому уже 14 октября, на следующий день после своего возвращения в Москву, созвал Политбюро, чтобы одобрить свою политику на встрече с Рейганом. Это был проверенный способ заткнуть рот всем недовольным: партийная дисциплина тогда ещё строго действовала.

И «старая гвардия» в Политбюро, несмотря на скептический настрой, Горбачёва поддержала, назвав Рейкьявик «важным международным событием». Разумеется, в резолюции Политбюро вся ответственность за отсутствие соглашения возлагалась на США. Но подчёркивалась важность продолжения переговоров с американцами, чтобы не упустить этот «исторический шанс».[210] На заседании Горбачёв страстно доказывал, что встреча в Рейкьявике по своим результатам стоила того, чтобы её провести.

Во— первых, она показала всему миру, что Советский Союз готов к серьёзным переговорам о разоружении.

Во— вторых, на ней Рейган продемонстрировал готовность к сокращению ядерных вооружений, что можно будет использовать в дальнейшем.

В— третьих, Рейкьявик внёс разногласия в НАТО, где критикуют готовность Рейгана идти на такие сокращения ядерных вооружений без консультаций с союзниками и одновременно за упорство в отстаивании программы «Звёздных воин» любой ценой.

В то же время Горбачёв не скрывал раздражения «упрямством Рейгана». Делясь впечатлениями с коллегами по Политбюро, Горбачёв говорил, что Рейган «отличается крайним примитивизмом, пещерными взглядами и интеллектуальной немощью». Им во всю манипулирует военно— промышленный комплекс США.

* * *

В общем, «успех» в Рейкьявике, о котором трубила официальная пропаганда обеих стран, не привёл к улучшению советско— американских отношений. Хуже того, конфронтация возросла.

Недели не прошло после Рейкьявика, где Рейган и Горбачёв пламенно убеждали друг друга в необходимости улучшения отношений, как 19 октября Москва объявила о высылке 5 американских дипломатов в качестве ответного шага за высылку советских дипломатов из Америки, которая произошла месяц назад — 17 сентября. Причина вся та же — взаимные обвинения в шпионаже.

Более неподходящего времени для подобной ответной акции трудно представить. Но почему Горбачёв не остановил явно провокационную операцию своих спецслужб? Не утихли эмоции и раздражение упрямством Рейгана? Это до сих пор не ясно.

Однако американцы как будто этого только и ждали. Буквально через день — 21 октября из США были выдворены ещё 55 советских дипломатов. Но и Советский Союз не заставил себя долго ждать. На следующий день состоялось заседание Политбюро. Открывая его, Горбачёв был явно рассержен и произнёс:

— Нам надо обменяться мнениями в связи с новыми враждебными действиями администрации США. Развитие событий после Рейкьявика показывает, что наши «друзья» в США не имеют какой — либо конструктивной программы и делают всё, чтобы накалить атмосферу. И к тому же действуют очень грубо, ведут себя как бандиты.

Его тут же поддержал Соломенцев:

— Да, они ведут себя как бандиты с большой дороги.

И в результате такого обмена мнениями, где наиболее осторожную позицию занимал Громыко, Политбюро приняло решениео высылке 5 американских дипломатов из Москвы. А 250 советских служащих, работавших по обслуживанию посольства США, должны были «добровольно» покинуть посольство в знак протеста против высылки советских дипломатов из Америки.[211]

Это был удар в самую точку. Убирать посольство, починить там кран или ввинтить лампочку теперь было теперь некому. Госсекретарь США Шульц так описывал обстановку в посольстве после всех этих акций:

«Здание посольства выглядело запущенным и грязным крысятником. Кипы старых газет заполонили коридоры, урны с мусором не убирались, люстры светили грязно — жёлтым цветом, а электрические провода змеились прямо по полу.»[212]

В американской печати появились душераздирающие истории, как тяжело приходится послу Хартману самому управлять автомобилем, пробираясь через пробки на улицах Москвы. И фотографии его жены со сковородкой в руках, готовящей яичницу для высоких гостей из Вашингтона.

На фоне этих страстей полемика между Москвой и Вашингтоном нарастала всё больше и больше. Рейган заявил о намерении продолжать крестовый поход против коммунизма во всём мире, назвав конкретно Афганистан, Никарагуа... Горбачёв, естественно, ответил и снова начались публичные обвинения друг друга во всех смертных грехах.

В разгар её в печати появились сообщения о сделке с освобождением американских заложников в Ливане в обмен на поставки оружия Ирану. В нём оказались замешанными крупные чиновники Белого дома. Начался скандал «Ирангейт». Он совпал с выборами в Конгресс, и администрации Рейгана было уже не до Рейкьявика. Американская позиция ужесточилась по всем направлениям.

Вот на таком мрачном фоне Шульцу и Шеварднадзе вновь предстояло встретиться 5 и 6 ноября 1986 года на открытии Венской встречи СБСЕ. Там будет обсуждаться прогресс по трём главным направлениям, или используя терминологию европейского процесса — «в трёх корзинах»: разоружение, права человека и экономическое сотрудничество.

30 октября состоялось Политбюро, на котором Горбачев так определил линию поведения на переговорах с американцами:

— «Шеварднадзе должен в Вене прощупать позицию Соединённых Штатов. Чего же хочет Америка? Извращают результаты Рейкьявика, отступают от него назад. Вновь занялись провокациями, портят атмосферу. И всё больше возникает сомнений –можно ли вообще с этой администрацией чего— то добиться».

Резко против уступок выступил Громыко:

— «Всё что ослабляет нашу позицию –это сейчас не подходит. Вот расширим понятие «лаборатория», а где граница? Это скользкая позиция. Они (американцы) увидели нашу слабинку и жмут по этой линии, вырывают из нас новые уступки.