Я верю, что доктрина «изнасилование-это-не-про-секс» уйдет в историю как пример чрезвычайно популярного заблуждения и безумия толпы. Она очевидно нелепа, не заслуживает своей святой неприкосновенности, противоречит огромному количеству свидетельств и стоит на пути у единственной морально уместной цели, связанной с изнасилованием: искоренить его.

Подумайте об этом. Первый очевидный факт: мужчины часто хотят заняться сексом с женщинами, которые не хотят заниматься сексом с ними. Они используют любые тактики, которые только может использовать одно человеческое существо, чтобы повлиять на поведение другого: ухаживание, соблазнение, лесть, обман, давление и подкуп. Второй очевидный факт: некоторые мужчины используют насилие, чтобы получить то, что они хотят, не обращая внимания на причиняемые ими страдания. Известны случаи, когда мужчины похищали детей с целью выкупа (иногда посылая родителям палец или ухо ребенка, чтобы показать серьезность своих намерений), ослепляли жертв грабежа, чтобы те не смогли опознать их в суде, отстреливали сообщникам коленные чашечки за то, что те сдавали их полиции или вторгались на их территорию, или убивали незнакомца ради пары кроссовок. Это было бы странно и противоречило природе и всему, что мы знаем о людях, если бы некоторые мужчины не использовали насилие, чтобы получить секс.

Посмотрим с точки зрения здравого смысла и на доктрину, что мужчины используют изнасилование в интересах своего пола. Насильник всегда рискует получить травмы от рук женщины, защищающей себя. В традиционных обществах он, кроме того, рискует подвергнуться пыткам, получить увечья или погибнуть от рук ее родственников. В современном обществе он рискует надолго сесть в тюрьму. Неужели насильники действительно принимают эти риски как альтруистическую жертву на благо миллиардов незнакомцев, составляющих мужской пол? Идея становится еще менее вероятной, если мы вспомним, что насильниками обычно становятся неудачники и ничтожества, в то время как основные предполагаемые выгодополучатели патриархата — люди богатые и облеченные властью. Конечно, мужчины действительно жертвуют собой ради высшего блага на войне, но они или попадают туда против своей воли, или же им обещана всенародная слава и восхищение их подвигами. Но насильники обычно совершают свои действия тайно и держат их в секрете. Практически всегда и везде мужчина, изнасиловавший женщину, воспринимается обществом как подлец и мерзавец. Идея, что все мужчины вовлечены в жестокую войну против всех женщин, противоречит тому элементарному факту, что у мужчин есть матери, дочери, сестры и жены, о которых они заботятся больше, чем о большинстве других мужчин. Если выразить то же самое в биологических терминах, то гены каждого человека заключены в его близких, половина которых — противоположного пола.

Да, мы должны порицать порой пренебрежительное отношение к женской анатомии в популярной культуре. Но может ли кто-нибудь поверить, что наша культура буквально «учит мужчин насиловать» или «прославляет насильника»? Даже бездушное отношение к жертвам изнасилования в судебной системе в недавнем прошлом имеет более простое объяснение, чем то, что все мужчины получают выгоду от изнасилования. До недавнего времени в делах об изнасиловании присяжным зачитывалось предупреждение юриста XVII века лорда Мэтью Хэйла, писавшего, что оценивать показания женщины следует с осторожностью, потому что обвинение в изнасиловании «легко сделать и трудно отклонить, даже если обвиняемый невиновен»85. Этот принцип согласуется с презумпцией невиновности, встроенной в нашу правовую систему, которая предпочитает отпустить на свободу десяток виновных, лишь бы не отправить в тюрьму одного невиновного. Но даже если так, давайте предположим, что мужчины, применяющие этот подход к изнасилованию, использовали его в своих коллективных интересах. Давайте предположим, что они перестраховались, чтобы минимизировать свои собственные шансы быть когда-нибудь ложно осужденными за изнасилование (или обвиненными при неоднозначных обстоятельствах) и что они не придают достаточного значения несправедливости того, что женщины не увидят своих обидчиков за решеткой. Это действительно несправедливо, но все же это не то же самое, что поощрять изнасилование как сознательную тактику угнетения женщин. Если бы такова была мужская тактика, почему тогда они вообще квалифицируют изнасилование как преступление?

А что до моральности убеждения «изнасилование-не-секс», так ее нет. Если мы признаем, что сексуальность может быть источником конфликта, а не только здорового взаимного удовольствия, мы всего лишь заново откроем истину, которую во все века подмечали философы и художники. И если мужчина насилует ради секса, это не значит, что он «просто не может удержаться» или что мы должны простить его, так же как мы не должны прощать человека, который застрелил владельца винного магазина, чтобы забрать деньги из кассы, или того, кто проломил голову водителю, чтобы украсть его BMW. Великий вклад феминизма в мораль изнасилования — то, что он поставил в центр внимания вопросы согласия и принуждения. Мотивы самого насильника несущественны.

И наконец, подумайте о гуманности картины, которую рисует теория гендерного феминизма. Как подчеркивает феминистка равенства Венди Макэлрой, эта теория подразумевает, что «даже самый любящий и нежный муж, отец и сын получают выгоду от насилия над женщинами, которых они любят. Идеология, которая выдвигает такие ужасные обвинения против мужчин как класса, не может излечить ничьих ран. Она может лишь спровоцировать ответную враждебность»86.

* * *

Браунмиллер задала показательный риторический вопрос:

Неужели необходима научная методология, чтобы сделать вывод, что антиженская пропаганда, пронизывающая культурный эфир нашей страны, создает атмосферу, в которой акты сексуальной враждебности, направленные против женщин, не только допускаются, но и идеологически поощряются?

Макэлрой ответила: «Ответ ясен и прост: "да". Научная методология необходима, чтобы установить истинность любого эмпирического утверждения». И она обратила внимание на последствия концепции Браунмиллер: «Одной из жертв новой догмы об изнасиловании стали исследования. Изучать причины изнасилования теперь уже "некорректно с сексуальной точки зрения", потому что — как знает любой правильно думающий человек — есть только одна причина: патриархат. Десятилетия назад, во времена расцвета либерального феминизма и сексуального любопытства, подход к исследованиям был более комплексным»87. Подозрения Макэлрой подкрепляются обзором опубликованных «исследований» изнасилования — выяснилось, что только в одном случаев из десяти проверялись гипотезы или использовались научные методы88.

Научные исследования изнасилования и его связи с человеческой природой попали в центр внимания в 2000 году с опубликованием книги «Естественная история изнасилования». Торнхилл и Палмер начали с простого наблюдения: изнасилование может закончиться зачатием, которое размножит гены насильника, в том числе любые гены, которые сделали его склонным к изнасилованию. Таким образом, мужская психология, включающая способность к изнасилованию, может не отбраковываться, а поддерживаться естественным отбором. Торнхилл и Палмер утверждают, что изнасилование вряд ли было типичной репродуктивной стратегией из-за риска пострадать от рук жертвы и ее родственников, а также из-за риска подвергнуться остракизму в сообществе. Но это могло бы быть приспособительной тактикой, которая становится более вероятной, если мужчина не может добиться согласия женщины, отчужден от общества (и потому его не испугаешь остракизмом) и когда нет угрозы быть обнаруженным и наказанным (война и погромы). Далее Торнхилл и Палмер выдвигают две теории. Приспособительное изнасилование могло быть адаптацией в дарвиновском смысле, отобранной специально, как у некоторых насекомых, у которых имеется придаток, единственная функция которого — удерживать самку в процессе насильственного совокупления. Или изнасилование может быть побочным продуктом двух других черт мужского разума: сексуального желания и способности использовать насилие для достижения цели. Авторы не пришли к согласию, какая из двух гипотез лучше подтверждается данными, и оставили вопрос открытым.