— Вернее, барон опрокинул мои сани, а уж вместе с ними и свои собственные, — ответил Христиан.

— Ну вот, — продолжал адвокат, — все, что было в тех и других санях вывалилось на дорогу, от медведей до бумажников, вперемежку, и, должно быть…

— Должно быть, этот бумажник служил врачу футляром для инструментов, готов поспорить, что так! — воскликнул Христиан. — Оставь его здесь, Олоф, мы его отошлем доктору.

— Дайте-ка сюда! — сказал Гёфле весьма решительным и уверенным топом. — Единственный способ узнать, кому принадлежит бумажник, — это открыть его, и я это беру на себя.

— Вы берете это на себя, господин Гёфле? — спросил майор, весьма щепетильный в таких вопросах.

— Да, господин майор, — ответил адвокат, открывая бумажник, — и я прошу вас быть свидетелем, коль скоро вы явились сюда, чтобы расследовать дело, по которому я, быть может, буду выступать в суде. Смотрите, вот письмо господина Юхана, предназначенное его барину. Почерк его мне знаком, и с первого взгляда я вижу следующее: «Кукольник… Гвидо Массарелли… «Розариум»?» Ах, да, барон считает себя вправе иметь таковой, наряду с сенатом! Майор, это документ чрезвычайной важности, и вдобавок тут же имеется второй, быть может, еще более важный. Возложенное на вас поручение требует, чтобы вы с ним ознакомились.

— Мне можно уйти? — спросил юный даннеман, смутно понимая, что идет разбирательство какого-то судебного дела, и опасаясь, подобно любому крестьянину в любой стране, оказаться замешанным в него как свидетель.

— Нет, — ответил майор, — тебе надо остаться здесь и слушать.

И, обращаясь к Маргарите и Мартине, которые шепотом совещались о возможности возвращения в замок, майор сказал:

— Я очень прошу вас также прислушаться к нашей беседе. Мы имеем дело с опасным противником, и нас, возможно, обвинят в подделке уличающих его документов. Меж тем вот один из них; он передан нам в вашем присутствии, и необходимо, чтобы вы ознакомились с ним вместе с нами.

— Нет, нет! — воскликнул Христиан. — Я не хочу, чтобы дамы были замешаны в тяжбу…

— Весьма сожалею, Христиан, — перебил его майор, — «но закон выше вашей воли, и я намерен честно выполнить свой долг. Нынешним вечером был убит человек, которого несомненно, лучше было бы взять живым. Я знаю, что вы тут ни при чем, и к тому же вы ранены… Вы человек пылкий, отважный и великодушный, но вы весьма неосмотрительны, когда дело касается вас. Я же утверждаю, что это дело может привести вас на эшафот, потому что вы, конечно, честно признаете, что бросили вызов своим врагам, а эти мошенники будут отрицать все со свойственным им бесстыдством!.. Итак, приступим к чтению и сделаем все возможное, дабы истина восторжествовала.

«Я, Адам Стенсон, доверяю Таддео Манассе, коммерсанту, уроженцу Перуджи, сие сообщение, дабы он передал его Христиану в тот день, когда это дозволят последующие обстоятельства.»

— Да, да, майор, читайте, я слушаю! — вскричала Маргарита, побледнев при взгляде на окровавленный рукав Христиана. — Я готова быть свидетельницей, пусть даже я на этом лишусь доброго имени!

Христиану невыносимо было самопожертвование благородной девушки, и он весьма досадовал на майора, предъявившего ей какие-то требования. Однако майор был прав, и Христиан чувствовал это, тем более что офицер ставил на карту свою честь, точно так же, как делали остальные. Поэтому Христиан опустился на стул и закрыл лицо руками, чтобы никто не заметил его смятения, в то время как майор принялся читать вслух дневник почтеннейшего Юхана, написанный его рукой и отправленный барону в разгар охоты.

— Бумага эта представляет для меня загадку, — сказал майор, закончив чтение, — из нее видно, что против Христиана затеян хорошо продуманный заговор, но…

— Но вам трудно понять, — подсказал ему Гёфле, который во время чтения торопливо пробежал глазами вторую бумагу, — откуда к незнакомцу без имени, без семьи, без состояния возникла столь жгучая ненависть со стороны видного и могущественного вельможи, барона Вальдемора? Зато я это отлично понимаю, и коль скоро нами уже доказано, к каким последствиям привела эта ненависть, пора раскрыть ее причину: вот она… Голову выше, Христиан Вальдемора! — добавил Гёфле, с силой ударяя кулаком по столу. — Небо привело тебя сюда, и прав был старик Стенсон, когда говорил: «Богатство грешника уготовано праведнику!»

В глубоком изумлении все умолкли, с нетерпением ожидая дальнейшего, и Гёфле прочел следующее:

«Я, Адам Стенсон, доверяю Таддео Манассе, коммерсанту, уроженцу Перуджи, сие сообщение, дабы он передал его Христиану в тот день, когда это дозволят последующие обстоятельства.

Адельстан-Христиан Вальдемора, сын барона Вальдемора и благородной госпожи Хильды Бликсен, родился пятнадцатого сентября тысяча семьсот сорок шестого года в так называемой медвежьей комнате замка Стольборг, что во владениях Вальдемора, в провинции Далекарлия.

Был тайно поручен заботам Анны Бетсой, жены даннемана Карла Бетсоя, мною, Адамом Стенсоном, нижеподписавшимся, и девицей Карин Бетсой, дочерью поименованных выше и доверенной служанкой покойной баронессы Хильды Вальдемора, урожденной Бликсен.

Означенный младенец был вскормлен молоком прирученной лани в доме вышеупомянутого Карла Бетсоя, на горе Блокдаал, где и прожил до четырехлетнего возраста, будучи известен всем как сын Карин Бетсой, каковая из преданности к покойной госпоже наговорила на себя, будто была совращена и обманута неизвестным лицом, и благодаря сему самопожертвованию сумела спасти ребенка от преследования врагов, выдавая его за своего.

Означенный ребенок был затем увезен мною, Адамом Стенсоном, ибо, несмотря на принятые меры предосторожности, вокруг него возникли подозрения, подвергавшие опасности его жизнь.

Я, нижеподписавшийся, отвез его в Австрию, где имею замужнюю сестру, каковая сможет засвидетельствовать, что я прибыл к ней с ребенком по имени Христиан, говорившим на далекарлийском наречии.

По совету близкого друга и поверенного моего Таддео Манассе, исповедующего веру Ветхого завета, некогда хорошо известного в Швеции под именем Манассе и пользовавшегося большим уважением покойного господина барона Адельстана Вальдемора, как человек слова, надежный и безукоризненно честный в своем деле, а именно — торговле произведениями искусства, коих поименованный барон был большим любителем, я, нижеподписавшийся, отправился в город Перуджу, что в Италии, где находился в то время вышеупомянутый друг мой, Таддео Манассе. Явившись под маской в дни карнавала к почтенным супругам Гоффреди, а именно: Сильвио Гоффреди, преподавателю древней истории в перуджийском университете, и Софии Негрисоли, его законной жене, родом из семьи прославленного врача, носящего ту же фамилию, я им вручил, доверил, словом отдал упомянутого Христиана Вальдемора, не ознакомив их ни с родом его, ни со страной, где он появился на спет, ни с особыми причинами, вынудившими меня расстаться с ним.

Отдавая горячо любимое мною дитя вышеупомянутым супругам Гоффреди, я полагал, что выполняю