К хныканью прибавился и другой шум – покашливание, как мне показалось. Я осторожно высунула голову, точно улитка после грозы, и среди скрипучего бормотания расслышала несколько слов:

«…из глубин… шахтер в каньоне… и с ним до-очка, Клементин».

Роджер пел.

На глаза выступили слезы, и я поспешила засунуть голову обратно, чтобы меня не увидели. В песне не было мелодии, тон менялся не больше, чем гул ветра в горлышке пустой бутылки, и все-таки это была музыка. Джемми затих и лишь хлюпал носом, как будто пытался разобрать слова, мучительно вырывавшиеся из покрытого шрамами горла его отца:

«По-утру утят води-ла…»

Роджеру приходилось делать вдох после каждой фразы, и этот звук походил на треск разрываемой ткани. Я сжала руки в кулаки, словно силой мысли могла заставить его выдавить эти слова:

«Две жестян-ки от сар-дин… как санда-лии носила… его дочка… Клементин».

Снова поднялся ветер, раскачивая верхушки деревьев, и следующая строчка растворилась в шорохе; как я ни напрягала слух, еще пару минут я ничего не могла разобрать.

И вдруг увидела неподвижно стоящего Джейми, ощутила его теплое присутствие в прохладе комнаты.

– Все хорошо, саксоночка? – тихо спросил он, стоя в дверях.

– Да, – прошептала я в ответ, чтобы не потревожить Лиззи и ее отца, которые спали рядом. – Просто надо было подышать, не хотела будить тебя.

Он подошел ближе – высокая обнаженная тень, от которой веет сном.

– Я всегда просыпаюсь, если ты встаешь, саксоночка. Плохо сплю, если тебя нет рядом. – Джейми коснулся моего лба. – Я подумал, вдруг у тебя жар – постель была вся мокрая. Ты точно хорошо себя чувствуешь?

– Мне было жарко, не могла уснуть. Но чувствую себя хорошо. А ты? – Я дотронулась до его лица, кожа после сна была теплая.

Он встал рядом со мной у окна, вглядываясь в летнюю ночь[41]. Стояло полнолуние, птицы тревожились, совсем рядом слышался щебет древесницы, которая поздно вьет гнездо, а чуть дальше – писк мохноногого сыча, вышедшего на охоту.

– Помнишь Лоуренса Стерна? – спросил Джейми. Видимо, звуки напомнили ему об этом натуралисте.

– Такого человека трудно забыть, – с иронией ответила я. – Мешочек сушеных пауков производит сильное впечатление. Не говоря уже о запахе.

За Стерном следовал характерный аромат, состоящий в равных частях из естественного запаха тела, его любимого дорогого одеколона, который не перебивал, но все же соперничал с едкими антисептическими жидкостями вроде камфары и спирта, и разложения от собранных им образцов.

Джейми слегка усмехнулся:

– Верно. От него воняет еще хуже, чем от тебя.

– От меня не воняет! – возмутилась я.

– Хм-м. – Он поднес мою руку к своему носу и осторожно понюхал. – Лук, – сказал Джейми, – и чеснок. Что-то острое… зерна перца. Да, и гвоздика. Плюс беличья кровь и мясной сок. – Высунув язык, как змея, он коснулся им костяшек моих пальцев. – Крахмал – это картошка – и что-то лесное. Мухоморы?

– Так нечестно. – Я попыталась вырвать руку. – Ты прекрасно знаешь, что было на ужин. И вовсе не мухоморы, а древесные ушки.

– Да? – Джейми снова взял мою руку и понюхал ладонь, потом запястье и предплечье. – Уксус и укроп – мариновала огурцы? Отлично, я их люблю. М-м, и кислое молоко в тонких волосках на руке – обрызгалась, когда сбивала масло или снимала сливки?

– Угадай, раз ты такой знаток.

– Масло.

– Вот черт. – Я попыталась увернуться, но лишь потому, что его щетина щекотала чувствительную кожу у плеча. Джейми обнюхал всю мою руку, добрался до ложбинки на плече, и я пискнула, когда его волосы коснулись моей кожи.

Он приподнял мою руку, дотронулся до влажных шелковистых волосков и поднес пальцы к носу.

– Eau de femme. – В его голос слышался смех. – Ma petite fleur[42].

– И кстати, я принимала ванну, – печально добавила я.

– Да, с мылом из подсолнечника, – сказал он, понюхав ложбинку моей ключицы. Я вскрикнула, и Джейми накрыл мне рот своей большой теплой ладонью. А от него пахло порохом, сеном и навозом, но сказать этого с закрытым ртом я не могла.

Он немного выпрямился, наклонился ближе и жесткими усами коснулся моей щеки. Потом убрал руку, и я почувствовала легкое прикосновение его нежных губ и языка к моему виску.

– И соль. – Я ощущала его теплое дыхание на своем лице. – У тебя на щеке соль, и ресницы мокрые. Ты плакала, саксоночка?

– Нет, – ответила я, хотя по необъяснимой причине мне вдруг захотелось заплакать. – Нет, я вспотела. Мне было… жарко.

Теперь моя кожа остыла, в окно сквозило, и сзади телу было холодно.

– Зато здесь… м-м. – Джейми опустился на колени и, придерживая меня одной рукой за талию, зарылся лицом в ложбинку между грудей. – А это что? – Его голос снова изменился.

Я редко пользовалась духами, но из Ост-Индии мне прислали специальное масло из цветков апельсина, жасмина, бобов ванили и корицы. Пузырек был маленький, и я наносила совсем чуть-чуть масла на кожу ради тех случаев, которые мне казались особыми.

– Ты хотела меня, – хмуро сказал Джейми. – А я заснул, даже не прикоснувшись к тебе. Прости, саксоночка. Почему ничего не сказала?

– Ты был уставшим. – Я погладила его волосы, заправляя длинные темные пряди за ухо. Джейми засмеялся, обдувая теплом мой обнаженный живот.

– Ради такого, саксоночка, можешь хоть из мертвых меня воскресить – я не откажусь.

Он поднялся, и даже в тусклом свете было заметно, что мне не потребуется принимать такие отчаянные меры.

– Как жарко. Я вся вспотела.

– А я, думаешь, нет?

Джейми обхватил меня за талию и, резко подняв, усадил на широкий подоконник. От прикосновения к холодному дереву я вскрикнула и машинально схватилась за оконную раму.

– Ты что такое творишь?

Он не собирался отвечать, да и мой вопрос в любом случае был риторическим.

– Eau de femme, – прошептал Джейми. Он опустился на колени, касаясь своими мягкими волосами моих бедер, и пол скрипнул под его весом. – Parfum d’amor, м-м?

Прохладный ветер поднял мои волосы. Джейми крепко держал меня за бедра, так что упасть я не могла, но все же голова кружилась от ощущения высоты, от ясной и бескрайней ночи с усыпанным звездами небом, в которое я могу провалиться и лететь крошечной точкой, которая горит все ярче и ярче, и наконец, накаляясь до предела, становится падающей… звездой…