я её подальше от остальных. Первые три дня мы себя не ограничивали в любви, потом из-за усталости всё лишнее отложили до моря.

– Ноги болят, – пожаловалась жена, когда мы застегнули полог и забрались в спальники.

– Давай сделаю массаж, – предложил я.

– Знаю я, чем закончится твой массаж, – отказалась она. – Устала так, что ничего не хочется.

– Тогда терпи. Когда я ходил в такие походы, ноги тоже болели, зато потом мышцы становились как камень, не продавить. Будешь прыгать, как горная серна. Это такая коза.

На козу она не отреагировала: уже спала.

Хоть мы подъели продукты и облегчили рюкзаки, последний переход стал самым тяжёлым. Этот перевал был выше остальных, на нём даже были снежники. К дороге мы в тот день не вышли, а вот на следующий, ещё до обеда, ввалились в шашлычную «Озеро Рица». К шашлыкам многие взяли вино.

– Зря берёте эту кислятину, – сказал я Ерёменко, который на пару с Нигматулиным взял бутылку цинандали. – Лучше вообще не пить, а если приспичило, берите что-нибудь вроде псоу. И на вкус приятней, и крепость меньше.

– У них больше ничего нет, – ответил Николай. – Слушай, Талгат, оказывается, наш трезвенник разбирается в винах.

– И это шашлык? – спросила Люся, оторвавшись от своего мяса. – Его же невозможно жевать!

– Это халтура, – сказал я. – Готовят для проезжающих лохов. Ты не разжуёшь и оставишь на столе, а его согреют и продадут другому…

– Ну тебя! – сказала она, откладывая шампур с жёстким, пригоревшим мясом. – Я сейчас захлебнусь слюной, а у них нет ничего съедобного.

– Держи, – я протянул взятую про запас шоколадку. – Берёг для себя, но не лишаться же жены из-за этих халтурщиков.

Долго в этой забегаловке не сидели, бросили недоеденные шашлыки и пошли на остановку автобуса. До Нового Афона ехали около трёх часов, а потом выбрали место на побережье и поставили палатки. В городе запаслись огромными круглыми буханками хлеба, которые голодные девчонки начали уничтожать сразу же после покупки.

– Маленькая, а умяла половину буханки! – сказал Талгат, отбирая у Белохвостиковой хлеб. – Приготовишь суп, тогда получишь.

Супа мы в тот день не дождались. Сказались усталость и близость плещущегося в десяти шагах моря. Открыли тушёнку и поели её с остатками хлеба, после чего спешно поставили палатки, разделись и бросились к воде. Для двадцатого июня она была тёплой.

К вечеру, накупавшись, всё-таки разожгли костёр и заварили чай. Вскоре подошли пограничники, и Семёныч отошёл в сторону со старшим наряда. Больше нас за всё время отдыха не беспокоили. Каждый день вода становилась чуть теплее, дождей и штормов не было, поэтому мы загорели и накупались на полжизни вперёд.

Был последний вечер перед отъездом, и наша компания лежала на берегу, у самой воды, и обсуждала планы на будущее.

– Ты всё-таки поедешь в Ташкент? – спросил я Нигматулина.

– Я уже договорился на «Узбекфильме», – сказал он, – но и с вами не откажусь сыграть, если пригласите.

– Вы будете играть на «Мосфильме»? – спросила нас Бондарчук.

– Не знаю, – ответил я, – может быть, и на Горького. Есть у меня идея снять фильм. Кое-что из истории борьбы с монголами. Точнее, фильм будет не по реальной истории. Что-то вроде исторического боевика с нами в главных ролях. Масштабные съёмки вроде тех, которые проводил твой отец в «Войне и мире», города придётся строить, а потом разрушать. Простыми декорациями не обойдёмся. Деньги я, наверное, выбью, захотят ли браться? Работа не меньше чем на два-три года.

– Вечно у тебя масштабные сюжеты, – сказал Николай. – Когда закончит Лиознова?

– Месяца через два должны закончить съёмки, – ответил я. – Потом монтаж и всё прочее. Фильм покажут только через полгода. Жаль, его выход на экраны мне сейчас помог бы.

– Тебе Брежнев поможет лучше Лиозновой с её фильмом, – сказала Бондарчук. – Если действительно разрешат снимать и будет подходящая роль, приглашай. Всё брошу и приду к тебе сниматься.

– Смотри, – предупредил я, – обратной дороги не будет. А вот шум будет большой. Если бы не Леонид Ильич, я за такое не взялся бы. Съели бы без хрена. Твой отец будет недоволен.

– Он сам по себе, а у меня своя жизнь! – отрезала она. – А зачем ты хочешь так намутить? Неужели нельзя снять обычный исторический фильм?

– Обычный исторический вяжет мою фантазию по рукам и ногам, – ответил я. – Хочу во всём переплюнуть Голливуд. Исторические события трогать не буду, а по действующим лицам малость подправлю в нужную сторону. Что в фильме самое главное?

– Ты как Герасимов, – засмеялась Белохвостикова. – Он тоже любит задавать этот вопрос.

– Самое главное, чтобы народ пёр на него валом! – высказался я. – Зрелищность, интересный сюжет и привлекательные герои. Если всё это есть, то останется вложить в фильм нужные мысли.

– И какие мысли будут у тебя? – спросил Талгат.

– Патриотизм и тема любви, – ответил я. – В нём будет много эпизодов, показывающих, как именно должен жить человек. Я хочу сделать картину, которая заставит многих думать после того, как они выйдут из кинотеатров. Просто зрелищный фильм не стоит тех денег, которые тратят на его создание. Вот американцы сняли «Клеопатру», потратив огромные деньги…

– Где ты его мог видеть, если ещё не покупали? – спросил Николай.

– Я не видел фильм, только фотографии, и прочёл несколько статей. Он очень зрелищный, но, посмотрев один раз, пересматривать не идут.

– А на твой пойдут?

– Если не схалтурим, то пойдут.

– Тогда оставь в нём роль и для меня, – сказал Николай.

– Я не подойду на роль Чингиза? – спросил Талгат. – Татары в роду были.

– У меня будет Бату, – ответил я. – Он в то время был постарше. Я, ребята, хочу пригласить монголов. Много денег на это не уйдёт, но придаст достоверность. А массовку уже будем снимать с нашими. А тебе роль найдём, драк там будет много.

Проболтали до двенадцати часов, а перед тем как идти спать, поплавали в тёплой воде. Было облачно и почти полностью отсутствовало волнение. Небо, берег и вода – всё было черным-черно, и, наверное, можно было бы потерять направление, если бы не проносящиеся по шоссе автомашины.

– Уже час, – сказала Люся, когда забрались в палатку. – Завтра не выспимся.

– Отоспимся в поезде, – зевнул я. – Будешь спать или…

– Никаких «или», только спать. Ген, завтра уезжаем, а потом ребята разбегутся. Я привыкла к ним за эти пять лет как к родным.

– Половина группы останется работать в Москве, так что при желании можно увидеться. Это жизнь, она постоянно меняется. Что-то мы теряем, что-то находим.

– Когда ты так говоришь, я невольно вспоминаю о твоём возрасте.

– Это не возраст, просто чужой опыт.