– Полагаю, – ровным тоном произнес англичанин, – наш маленький комитет должен подумать, как можно улучшить те части отчета, которые требуют улучшения, а те, что уже и без того совершенны, оставим без изменения. – Он повернулся к архиепископу О’Тулу. – Мне бы хотелось, чтобы отец Гилпатрик, как ваш представитель, поработал с нами над подготовкой исправленной редакции сего документа. Разумеется, она будет представлена вам на утверждение.

На том и порешили. И несколько дней спустя был готов новый отчет, который посланник папы лично рекомендовал собранию. Понадобился не один день, чтобы убедить ирландских священников согласиться с ним, и это неудивительно, ведь новый отчет стал просто убийственным. Каждый недостаток, каждая небрежность, каждое отступление ирландцев от принятого на континенте кодекса были безжалостно выставлены напоказ. Когда Гилпатрик и английский священник показали отчет О’Тулу, архиепископ преисполнился сомнений.

– Это слишком резко, – сказал он.

– Верно, – ответил англичанин. – Но согласитесь, о каком рвении он говорит. – Англичанин улыбнулся. – Теперь никто не сможет обвинить Ирландскую церковь в недостатке честности.

– А разве не следовало бы упомянуть о той работе по реформированию, которую мы уже проделали в Ирландии, и о том, что мы намерены сделать в будущем? – спросил архиепископ.

– Безусловно. Это ключ ко всему. Именно это мы должны отразить в нашем следующем отчете. И чем скорее, – ободряюще добавил он, – тем лучше.

В итоге неприятный отчет был одобрен, и папский посол предложил собранию перейти к обсуждению того, какие реформы уже проведены и что предстоит сделать в ближайшем будущем. С этой частью совет справился не в пример легче, и к началу февраля был готов второй отчет. Посланец Рима поблагодарил всех, а король Генрих, который все это время лишь скромно наблюдал со стороны, поздравил всех с отличной работой. На том совет в Кашеле и завершился.

Архиепископ О’Тул, безусловно, был доволен далеко не всем, однако Гилпатрик считал, что поработали они в целом неплохо.

Этот моряк появился хмурым мартовским утром. Над Долиной Лиффи неслись грозовые тучи. Палмер с женой ушли в королевский лагерь, оставив больницу на попечении Уны и Фионнулы. Волосы моряка были мокры от дождя. Он спросил, кто из девушек Уна.

– У меня поручение от твоей матери, – сказал он. – Она просила передать, что твой отец очень болен. Но если он сможет снова подняться, то вернется в Дублин, потому что хочет увидеть Ирландию, до того как умрет.

Глаза Уны наполнились слезами. Она очень хотела увидеть родных, но не при таких печальных обстоятельствах. В голове сразу пронеслась уйма вопросов. Как они будут жить? Если ее отец умрет или будет слишком слаб, чтобы работать, ей с матерью придется кормить всю семью, потому что братья еще слишком малы, чтобы стать хорошими мастерами. И где они будут жить? Вот если бы удалось получить их старый дом, на любых условиях. Это могло бы помочь отцу поправиться. Может быть, Палмер сумеет как-то посодействовать? Она решила попросить у него совета, как только он вернется.

А пока она поделилась своими сомнениями с Фионнулой. С тех пор как зимой ее надежда выйти замуж за Брендана развеялась, Фионнула была слегка подавлена. Иногда к ней возвращалась прежняя живость, но в последние две-три недели она казалась рассеянной, словно ее снедала какая-то тайная тревога. Однако в тот день Фионнула, к ее чести, проявила искреннее сочувствие к Уне. Выслушав девушку, она обняла ее и сказала, что все будет хорошо.

Вскоре после полудня вернулись Палмер с женой, но по его лицу сразу стало ясно, что разговора не получится. Когда Уна подошла к нему, он грустно улыбнулся и сказал:

– Не сейчас, дитя мое.

И прошел мимо нее, направляясь к своей комнате; его жена шла следом. Прошло два часа, и никто из них так и не вышел. Девушки терялись в догадках, что могло случиться.

Фионнула была во дворе, когда увидела, как он входит в ворота. Небо слегка очистилось, но холодный мартовский ветер со свистом налетал на плетеную изгородь, хлопая калиткой. В эту минуту Уна как раз выходила из женской палаты. По ее недоуменному взгляду Фионнула поняла, что вошедшего Уна не знает. Фионнула не отрываясь смотрела на него.

Питер Фицдэвид тоже смотрел на нее. Лицо у него было мрачным. Даже если он чувствовал смущение, то хорошо это скрывал.

– Твой брат Гилпатрик попросил меня сходить за тобой, – тихо сказал он. – Я должен отвести тебя домой. Я с ним встретился в королевском лагере, – добавил он в объяснение.

Фионнула вдруг испугалась. Неужели что-то случилось с родителями? Уна уже стояла рядом.

– Но почему? – спросила она.

– Вы не слышали? Палмер вам ничего не сказал? – Питер выглядел удивленным. Потом он медленно кивнул: – Это все король Генрих… Он закончил свои дела в Ирландии и собирается уезжать. Осталось кое-что уладить в Дублине, этим он сейчас и занимается. Боюсь, Фионнула… – Питер немного помолчал, – для твоего отца это ничем хорошим не закончится, хотя к нему отнеслись с особым уважением, – добавил он. – Ему оставили южную часть его земель. Которые он, разумеется, теперь получил от короля как его вассал. Но вся северная часть его владений, рядом с Дублином, перешла к человеку по имени Бэггот. Твой отец очень расстроен. – Питер снова замолчал. – Боюсь, – сказал он наконец, – теперь будет в порядке вещей даровать и отбирать.

Девушки ошеломленно уставились на него. Первой опомнилась Уна:

– И с Палмером тоже так поступили?

– Он еще больше пострадал, можно сказать. Король забрал все его земли в Фингале для своих рыцарей. Оставил ему только кусок земли возле Дублина, но этого едва хватит, чтобы прокормиться самому и поддерживать больницу. Король, конечно, учел, что у Палмера нет наследников. И позаботился только о больнице.

Уна подавленно молчала. Как после такого удара она может беспокоить Палмера просьбами о своей несчастной семье?

– Все старые привилегии облетают, как листья осенью, – добавил Питер. – Домов в городе это тоже касается.

– А что получаешь ты сам? – холодно спросила Фионнула.

– Я? – Питер пожал плечами. – Я ничего не получаю, Фионнула. У Стронгбоу хватает родни, о которой надо позаботиться, а как только сюда прибыл король Генрих, власть Стронгбоу что-либо даровать вообще сильно уменьшилась. Король Генрих меня едва знает. Я ничего не получу в Ирландии. И наверное, уеду вместе с королем. Стронгбоу убедил его взять меня с собой, так что, может быть, где-то в других краях мне повезет больше.

Фионнула внимательно его выслушала. И грустно улыбнулась.

– Значит, мы тебя больше не увидим, Валлиец, – сказала она уже мягче.

– Нет.

– Что ж, надеюсь, тебе здесь было хорошо.

– Да. Очень.

Еще мгновение они смотрели друг на друга. Потом Фионнула вздохнула:

– Тебе незачем сопровождать меня домой, Валлиец. Я тут закончу кое-какие дела и сама пойду.