Я фыркнула. Поклонник! Танияр бы никого слушать не стал, если бы знал, что мне угрожает опасность, даже Белого Духа. И еще это обращение «великий». Не слишком ли много развелось этих великих? Великий махир, великий каан! Но если Алтааху хотя бы подчиняется даже йарг, да и силой Илгиза он одарен более остальных, то уж курменайский каан и вовсе тля без совести, но с непомерным гонором.

И вновь фыркнула, но теперь из-за того, что думаю вовсе не о том. Кашур в этот момент был явно не той персоной, о ком стоило вспоминать, стоя на пороге уничтожения Белого мира.

– Ашити! – неожиданно резко выкрикнул Рахон.

– Что? – с раздражением спросила я, полуобернувшись.

Однако тут же утеряла интерес к илгизиту и уже намеревалась продолжить путь, когда подняла взор на пещеру, до которой почти добралась, и гулко сглотнула. Я смотрела на вход, вход… смотрел на меня двумя почти прозрачными светло-голубыми глазами с черными вертикальными зрачками.

– Охо, – гулко сглотнув, пробормотала я не в силах отвести взгляда от зверя.

Он не был таким уж огромным, как я себе представляла раньше. Примерно размером с лошадь, но только ростом и походил. Скорее это был… ящер. Да, ящер на кривых толстых лапах, которые венчали пальцы с длинными острыми когтями. Но и эта характеристика хищника была неверна, потому что большого ящера он напоминал формой головы и глазами, однако покрыт был не чешуей, а короткой седой, словно запыленной шерстью. Впрочем, может, это и был налет пыли, все-таки обитал охо в пещере, практически не выбираясь наружу. По этой причине для меня всегда было загадкой, как он добывает себе пропитание, но мама только отмахивалась на мои вопросы: «Находит». И сейчас он уже пополнил свои запасы шестью бальчи…

Охо величаво и неспешно шагнул мне навстречу, а у меня не было сил, чтобы отступить или увернуться. Будто парализованная я продолжала смотреть на хищника из каменных недр.

– Вперед! – гаркнул за моей спиной мужской голос.

Но кто это сказал, я поняла лишь в тот момент, когда вперед меня вырвался Рахон. Мимо него проскочили трое бальчи, направленные махиром, и кинулись на охо. Зверь попятился и вскоре совсем скрылся в своем логове. Бальчи последовали за ним, явно не думая о судьбе своих собратьев, оставшихся навечно в сумраке логова.

– Уходи, – полуобернувшись, велел мне Рахон и последовал за тенями махира.

Я машинально сделала шаг, но вовсе не в противоположную сторону от пещеры. Это не было желанием увидеть происходящее, только оторопь, от которой я всё еще не отошла. Но в этот момент взвизгнул Тамин, а после весело рассмеялся. Я опустила на сына растерянный взор, и глаза мои расширились.

В ладошке Тамина был зажат мой перстень, и развеселил дайнанчи не охо или илгизиты. Это сделал тот, кто отдал кольцо. Белый Дух! Создатель возвращал мне свой дар уже в третий раз. Благодарю, Отец!

Тем временем Тамин, сунув подарок Создателя в рот, успел попробовать его на вкус. Я бросила вороватый взгляд в сторону илгизитов, но все смотрели на вход в пещеру, откуда доносились новые вскрики. А потом гряда вздрогнула, и я еле удержалась на ногах. Забрав свое кольцо у сына, я наконец поспешила покинуть опасное место.

– А! – взвизгнул недовольный Тамин.

Но мне сейчас было вовсе не до его недовольства. Сжав в кулаке кольцо, я лишь молилась, чтобы махир его не почувствовал. Впрочем… мы ведь были на священных землях, и тут сила Белого Духа должна была ощущаться особенно хорошо, так что мой перстенек вполне мог остаться незамеченным. Пусть так и будет, молю…

Едва я успела спуститься на землю, гряду снова тряхнуло. Послышался звук падающих камней, и вход в логово зазмеился трещинами. Похоже, Рахон пустил в ход свою силу, и она была так же велика, как и в горах, а значит, я была права…

– Ашити, – позвал меня махир.

Я обернулась в его сторону, после снова посмотрела на вход в пещеру и решила, что лучше отойти подальше, потому что из каменных недр послышался нарастающий гул. Он перекрыл все прочие звуки: борьбу, рев животного и человеческие вскрики.

Но успела я отойти совсем недалеко, потому что гряду тряхнуло, и даже земля под ногами, казалось, вздрогнула, а после гул перерос в грохот… и пещера исчезла. Камни обвалились, погребая под собой и бальчи, и охо, и пятого подручного.

В ошеломлении я вновь остановилась и некоторое время смотрела на каменную могилу. Признаться, я испытывала противоречивые чувства. Недоумение, потому что не понимала, как можно было действовать так необдуманно, что результатом стало собственное захоронение заживо, если вовсе не расплющило обвалом.

А еще была мысль, что теперь бальчи и вправду осталось шестеро и девять подручных. Ряды врага редели. Впрочем, противопоставить им было по-прежнему нечего, разум Архама спал крепким сном, я женщина, главным оружием которой было отсутствие голоса и слуха, а Тамин вообще еще младенец. Так что вроде особого толка от потерь илгизитов не было.

Но кроме недоумения и вполне себе расчетливых размышлений, я почувствовала укол сожаления… нет, пожалуй, не так. Не сожаления, а толику жалости. Все-таки из всех илгизитов, с кем мне довелось познакомиться, Рахон стал мне в некотором роде добрым знакомцем. Похищал, слушался махира, но и заботился и делился знаниями. Общаться с ним было необременительно, а порой и весело.

– Идем, Ашити, – донесся до меня голос Алтааха.

Я посмотрела на него и попыталась понять, злится ли он на то, что лишился одного из подручных? С бальчи всё понятно, они для махира были чем-то вроде инструмента, которым пользуются, пока он нужен, а потом убирают или вовсе избавляются, когда надобность исчезает. Но подручный иное дело. Он часть механизма и место в нем занимает важное. Однако по лицу Алтааха прочесть какие-либо эмоции оказалось невозможно.

Он заложил руки за спину и неспешно приблизился ко мне. Остальные остались стоять на месте, разве что бальчи теперь не сводили с меня пристальных взглядов, готовые уничтожить, едва я дам повод.

– Веди к вратам, – сказал Алтаах, так и не посмотрев на то место, где еще пару минут назад была пещера. – Больше обманывать не надо.

Его взгляд остановился на Тамине, но я ни на минуту не усомнилась, что это был даже не намек, а прямая угроза, потому что любопытства мой сын у махира не вызывал, как и умиления. Я ощутила прохладу перстня, скрытого в кулаке, и кивнула.

– Хорошо, больше игр не будет.