Стало легче.

В самом деле, кто возьмется доказать, что в сейфе шарили посторонние? Это мог бы сделать только Дробиш, если ему действительно удалось проникнуть в хранилище. Но Дробиш мертв.

И еще один вопрос задал самому себе штандартенфюрер. Он уже давно напрашивался, этот вопрос, но Тилле все отодвигал его, загонял в глубь сознания, будто надеялся, что он затеряется там, исчезнет… Теперь уже нельзя было откладывать. Так вот, что могло бы интересовать Конрада Дробиша в сейфе владельца Вальдхофа? Ответ был один: дневник. Да, дневник видного работника СД и, возможно, его переписка.

Если б знать, что уничтоженный Дробишем документ был первым сообщением о содержимом сейфа!.. А вдруг многое из дневника уже известно вражеским разведцентрам?..

Правда, все, что касается операции по заброске Эстер Диас, некоторых других операций, — все в дневнике изложено только намеками, не названо ни одного имени, ни одной страны. Тем не менее можно было не сомневаться, что противник быстро во всем разберется. Вот и Эрика Хоссбах поставлена под удар, если разведчик догадался скопировать ее последнее письмо.

Тилле оборвал себя, даже выругался с досады. Что это с ним происходит? Раскис, будто в самом деле установлено, что шпион шарил у него в сейфе!

Он извлек из хранилища дневник и последнее письмо Хоссбах, запер сейф, аккуратно поставил на место секцию стеллажа. Рассеянно оглядел кабинет: куда бы это спрятать? Нет, только не здесь, и вообще не в доме. Завтра он передаст Гейдриху настоятельную просьбу, чтобы специалисты как следует осмотрели Вальдхоф, сам раскроет перед ними дверцу сейфа: пусть все убедятся, что вражеский разведчик ничем не мог поживиться…

Ну а дневник и письмо несколько суток побудут в другом месте.

Но прежде чем спрятать опасные документы, он решил осмотреть комнату Конрада Дробиша. Мало ли что там может оказаться…

Комната была обшарена за четверть часа. Обыск ничего не дал. Тилле вышел и, когда затворял дверь, увидел Андреаса. Тот стоял в двух шагах, глядел на отца.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Андреас.

— Это я должен задать такой вопрос. Третий час ночи, а ты бродишь по дому. Почему не в постели?

Только теперь Тилле заметил, что сын слегка покачивается на ногах.

— Опять пьянка? — Он шагнул к Андреасу, потянул носом, но не почувствовал запаха спиртного.

Юноша повернулся и пошел прочь. При этом расставил, руки, будто ему трудно было сохранять равновесие.

Отец нагнал его, схватил за локоть.

— Что с тобой?

— Так. — Андреас тупо улыбнулся. — Мне очень, хорошо…

У него были неестественно расширены глаза, от угла рта тянулась ниточка слюны.

«Неужели наркотики? — подумал Тилле. — Только этого недоставало!»

— Иди спать. — Он повысил голос. — Марш в кровать, негодный мальчишка! Мы завтра поговорим.

Он отвел сына в спальню, уложил в постель. Ждал возле кровати, пока тот не закрыл глаза…

3

Гейдрих прибыл в свою служебную резиденцию в девять часов утра, тотчас позвонил шефу гестапо Мюллеру. Перед встречей с Теодором Тилле следовало выяснить, нет ли новостей по делу двух подпольщиков с передатчиком.

Новостей не оказалось. Помня, что Гейдрих хотел присутствовать на первом допросе, арестованного не тревожили. Далее Мюллер сообщил, что дом, где жил Эссен, и замок Вальдхоф находятся под наблюдением, но пока это не дало результата. Зафиксирована лишь ночная прогулка владельца замка: в третьем часу ночи Теодор Тилле вышел из дома и некоторое время бродил по аллее парка.

— Был один или с сыном? — спросил Гейдрих.

— Один. В тот вечер Тилле-младший принимал гостей. Три девицы и два молодых человека засиделись у него почти до полуночи, уехали незадолго до возвращения Теодора Тилле. Эти люди проверены, интереса не представляют.

— А что делал в парке сам Тилле?

— Наблюдатели утверждают, просто гулял. Еще им показалось, что он был в скверном настроении, нервничал. Прогулка продолжалась менее четверти часа.

— Нервничал… Его можно понять, Мюллер!

— Разумеется. А ко всему еще и сын. Едва оперился, но уже ведет разгульную жизнь. Был обнаружен в притоне наркоманов — курил гашиш.

Разговор был окончен. Гейдрих положил трубку. У него еще осталось время, чтобы просмотреть почту. К суточным обзорным документам, которые он обычно получал, с началом войны прибавилась сводка генерального штаба вермахта. Полистав ее, он сразу обратил внимание на абзац с цифрами. Авторы сводки приводили данные о потерях германских сухопутных сил за десять дней войны: убито 11822 офицера, унтер-офицера и рядовых, ранено 38809, пропал без вести 3961 человек. В довершение ко всему — 54 000 больных!

Зная повадки штабных статистов, Гейдрих не сомневался, что с больными проделан некий трюк: в их разряд зачислено множество раненых.

Кроме того, сообщалось об убыли в технике. Противник уничтожил свыше 800 немецких самолетов всех типов. Столь же велики были потери в танках, орудиях, минометах, пулеметах и транспортных автомобилях.

И все это — несмотря на полную тактическую неожиданность начала военных действий для русских!

Другие сведения тоже внушали беспокойство. Только вчера вечером в ставке фюрера констатировали, что фактически война уже выиграна. А несколькими часами позже пришло сообщение: по радио выступил Сталин и провозгласил отечественную народную войну против немецко-фашистских захватчиков.

Как увязать эти факты?

Да, судя по всему, неожиданности далеко не кончились. Быть может, они только начинаются…

Вот и разведсводки не принесли успокоения. Фронтовые службы СД и полиции безопасности подчеркивали: органы советской военной контрразведки работают все активнее, ее усилиями провалена значительная часть немецкой агентуры, действовавшей непосредственно за линией фронта. В частности, русские быстро наловчились изобличать шпионов с тайными радиостанциями (здесь Гейдрих вспомнил подразделение службы Канариса, находившееся на Лужицкой земле).

И все же германские армии шли вперед. В сводках подчеркивалось: несмотря на возрастающий отпор русских войск, вермахт развивает наступление по плану, все глубже вторгаясь в Россию.

Гейдрих позвонил и распорядился, чтобы принесли кофе, откинулся в кресле и прикрыл глаза. Эти последние недели он не делал утренней гимнастики, перестал играть в теннис, бегать кроссы. Это быстро сказалось. Сегодня утром стал на весы. Так и есть: прибавил полтора килограмма.

Расслабив мышцы, он ощупал живот. Под пальцами обозначилась солидная жировая складка. Он брезгливо поморщился. Он всегда презирал тучных людей, гордых тем, что могут в один присест влить в себя дюжину кружек пива. Нет, мужчина должен быть поджар, быстр, способен мгновенно реагировать на любую неожиданность.