Демики оторвались по полной. На Избранную и Ко, как из рога изобилия, посыпались неприятности. То пол под ними провалится, то перед носом стена рухнет, то в лабиринт попадут и выйдут снова у ворот. И это не считая схваток с озверевшими от голода и неизвестности колдунами-узниками, налётов фантомов и срабатывающих при каждом шаге маленьких, но очень обидных ловушек. Половину из них мы так и не привели в действие, а то Люська с обезумившими глазами до сих пор по замку бы бегала.

Наконец, ее светлость прорвалась в тронный зал. Для усиления торжественности момента, по ходу пьесы, она нашла "сосредоточие силы" (уродливая стеклянная ваза, подаренная Ифику тёщей, и от того без сожаления им пожертвованная на благое дело). Красиво грохнув посудиной об пол, наша цаца взмахнула мечом, и пошла в атаку на Скелетона. Мофриус по праву заслужил Оскар, Сезара и Золотого орла. Он демонически хохотал, поигрывал мускулами, сыпал оскорблениями и играючи уходил от ее ударов. Одновременно, Элик чуть-чуть колдовал, для придания достоверности. Так по мелочи. То молнию сделает, то ледяной ветер организует.

Часа полтора они гоняли друг другу по залу, да так увлечённо, что у меня начались закрадываться сомнения: "А не влюбится ли наша кура сейчас в плохого дядю?". Что-то уж больно кокетливо она ножку отставляет, да косу перекидывает. Видимо, метаморф тоже понял, что мадам несколько отошла от образа борца за правое дело, и поспешил зайти в темный уголок, дабы красиво упасть ей на меч. Тут же помещение заволокло мглой (надо же было дать время Морфиусу превратится в мелкого грызуна и скрыться, а Элику подбросить искусно сделанную куклу с лицом Скелетона). Муляж красиво вспыхнул огнем, раздался грохот, и замок отчётливо тряхануло. Что-что, а в спецэффектах Гламур отлично разбирается. Не дав Люське перевести дух и кинуть последний взгляд на поверженного врага, к ней подскочила одна из магичек и со словами "Скорее, Белая, тут сейчас все обрушится", поволокла ее на выход.

Партия была сыграна, фигуры можно убирать.

Ну а дальше был пир на весь мир. Может, у кого-то по усам текло, а в рот не попало, но лично у нас оторваться получилось на "ура". Наша команда и пила, и пела, и плясала, как могла (а вы попробуйте под дудочки и скрипочки коленца поделывать). А вообще Средневековый пир – это, я вам скажу, не в кино на исторический фильм сходить!

А еще я пригласила на праздник Пифика и Мордорчика, Лесного хозяина и всю его нечисть, Водяного с русалками (для них специально бассейн организовали), старосту с женой, и всех-всех, кто принимал участие в нашем походе. Да, народ славил млеющую от удовольствия Люську, но я-то знала, что победа принадлежит нам, и именно мы оставляем жителям Изменчивого нормальный мир без явных перекосов в сторону зла. Кровавый – на самом деле замечательный правитель, и я не думаю, что в нем проснётся страсть к мировому господствую. Ну а если проснётся, мы всегда может заглянуть сюда с ревизией.

Когда быстрые мелодии сменились на унылые медляки, меня ангажировал на танец Альфонс. Ведя меня в жалком подобие вальса, демик ненавязчиво уволок меня на балкон.

– Даша, я давно хотел тебе сказать… – опуская глаза, начал мальчишка.

А я уже знала, что он хочет сказать. И от этого на душе стало так муторно, что хоть бегством спасайся.

– Альф, не надо ничего говорить, – положа свою руку ему на грудь, делаю попытку прервать поток его красноречия.

Он упрямо машет головой:

– Надо, Дарья, иначе я никогда не решусь тебе сказать о своих чувствах.

И дальше последовало объяснение в любви…

Он проникся ко мне в тот незабываемый момент, когда я, стоя на могилке неизвестного монстра, пообещала сделать из ушлепков настоящих воинов. Юный Творец рассказывал мне о том, как его с детства, не взирая на ущербность, как демиурга, преследовал слабый пол. О своих любовных похождениях, в которые он бросался с совершено холодным рассудком, о разбитых девичьих сердцах, о поисках единственной… А я стояла и думала, как бы по деликатнее сказать, что я никогда никого из них не рассматривала в качестве мужчин. И он, и все остальные демики были для меня как отправленные в пионерский лагерь дети, в котором я подвизалась на должность воспитателя. Вот как мне найти слова, сказать влюбленному юноше, что он никогда не будет для меня никем, кроме как другом?

Так и ничего путного не придумав, я выдала версию:"Увы, мое сердце принадлежит другому" и щедро разбавила его размазыванием соплей на тему: "Вот если бы мы встретились раньше…". Стыдно, караул как, но не говорить же ему, что его любовь мне нужна, как Сосискину безколбасная диета. Альф ушел от меня с поникшими плечами, но с неистовой надеждой, что у него все равно есть шанс завоевать меня. Едва он скрылся в шумном зале, как я подошла к перилам и, облокотившись на них, стала бездумно пялится в темноту.

– А кому принадлежит твое сердце, ниалия, может быть мне? – на мои плечи легли теплые руки.

– Это душевная тайна моя, – откинувшись на Арка, я довольно фальшиво пропела строчку из одной известной блатной песни.

– Даша, тебе никто не говорил, что пение и ты – взаимоисключающие вещи? – даже стоя спиной, я почувствовала, как демиург скривился.

– Ну ты-то еще не имел чести услышать мой вокал, – хихикнув в ответ, я начала поудобнее устраиваться в кольце его рук. – Зато теперь тебе ничего не страшно, Сосискин говорит, кто пережил мое пение, может смело по кладбищу гулять.

– Ты не исправима, – тихо шепчет, и я чувствую, как его подбородок упирается мне в макушку.

Впервые за много дней мне стало легко и спокойно. Парадокс, но я поняла что все, наконец, закончилось, именно в тот момент, когда меня обнял тот, кто втравил меня в это приключение. Сколько мы так стояли – не знаю, но вдруг я заметила мелькнувшую тень. Как мне хотелось придушить одну не в меру любопытную личность, нарушившую наш покой, знаю только я.

– Дорогой, тебе не пора очередные козни строить? – намекаю, что хорошо бы кабальеро отчаливать до дому до хаты.

– Дашка, не суетись, я прекрасно чувствую присутствие своего младшего сына. Так что не старайся меня выпереть, – шепчет мне ухо, и слегка прикусывает мочку.

– Арк, не будь жопой, ребёнок застал родителя в компрометирующей ситуации, и у него может случится нервный срыв, – делаю попытку надавить на совесть.

– С каких это пор, невинные объятия, стали называться "компроматом"? – задаёт вопрос, а сам паразит по шее губами скользит. Но мне нравится, как ты меня называешь.

– Жопой? – округляю глаза.

– Дорогим, – тихонько смеётся, гад.

– Арк, заканчивай тут из себя Казанову строить на глазах у сына, давай проваливай, тем более ты знаешь мое отношение к тебе, – сурово отрезаю, почувствовав как его шаловливые ручки начали передвигаться в район моей груди.

– Знаю, – тяжело вздыхает искуситель, – поэтому и ухожу, но обещаю, что мы еще встретимся.

– Всенепременно, сахарный, я тебе еще должна одну процедуру, – многообещающе цежу и чувствую, что за моей спиной больше никого нет.