Злые островитяне поспешали, как могли. Шли весь день, всю ночь. А к рассвету вышли на группирующихся Змей, вылезавших из затопленных оврагов. И воины Островов с ходу пошли в атаку. Без команд, без призывов. От злости, что они опоздали. Они встретили врага прежде чем союзников. Подгоняемые матами Шторма, что орал на них, собирая все известные ему пошлые эпитеты медлительности:

– Я… не только опоздал… из-за вас… на бой… я… опоздал… на войну…

И бил магией. Не жалея Силы. Со злостью, опустошая накопители, прижигая самому себе каналы Силы.

Островитян не зря считали одними из самых свирепых воинов Мира – Неприкасаемые были загнаны обратно в непроходимые дебри разломов Пустошей, заткнуты копьями в воды оврагов, те, что не смогли убежать, были изрублены.

В дебри не полезли – спешили туда, где гремела битва. Встречным ударом соединились с отрядом, которому Тихий Еж приказал спасать самое ценное – будущего княжича.

Синеглазка выла в голос, видя, что осталось от Белого Братства.

– Я всех вылечу! Я все исправлю!

– Все хорошо, любимая, – дышал изморозью ей в лицо Белый. – Все уже хорошо. Мы победили! И мы живы!

– Мы победили! И мы живы! – повторил, взревев драконом, Ястреб на все поле боя. – Победа!

Заключение 1

Победа. Старый летописец невидящим взглядом смотрел на окно, за которым шел редкий снег.

Зима в этом году началась раньше и была не в пример более суровой. За ночь лужи на улицах успевали замерзать, а снег не таял даже на светиле. Говорили, что это еще одно последствие войны с людоедами. Еще одна цена победы.

Летописец заканчивал «Хронику Войны». Его помощник уже принес новый, последний том «Хроники», с уже нанесенными гравюрами. На первом листе – новый герб Белого Победоносца: на красном фоне белый всадник на белом коне копьем разит в открытую пасть полоза-змея. Но змей – с конечностями, как у драконов или ящериц.

Том летописи уже назван – «Победа Белого Братства». Об этом и гласит выдавленная и прижженная надпись на кожаном переплете. И впервые за время работы над «Хроникой» летописец задумался.

Сказители и баюны на всех углах, в каждом зале пели о победе, о победоносцах. Так пели, что заслушаешься. Сердце заходилось от осознания величия императора, его наследника и их дружины, их – братства. Белого Братства.

Но летописец знал правду. Знал, что княжество Змей до сих пор во власти людоедов. И нет силы, чтобы вернуть Свет Порядка на потемневшие земли княжества. Знал летописец и исход битв, которые он должен описать. Знал старик и о том, что это не были победы, а были это поражения.

Самого императора – раненого, бессознательного – выносили порталом с поля боя, на котором умирала в агонии его армия, погибали его лучшие полки, цвет магов Империи, цвет знати.

Знал летописец и о потере Белым Победоносцем каждых девяти из десяти выведенных на поле боя воинов и магов.

Как писать? Как поют баюны? Прославив Лебедя на века? Или правду? Горькую, но правду?

Вопрос не праздный. В суровые времена нынешнего Мира нет бездельников. Они вымирают с голоду. Нет и профессий, которые не приносят полезного продукта, нет излишков продукта, чтобы оплачивать непроизводящий труд. Вернее, излишки есть. Но их съедает Человек с Мечом.

Поэтому же в Мире нет ни информационных войн, нет даже разных исторических точек зрения. История тут только та, какая нужна тому, кто кормит и содержит летописца – бездельника, всю жизнь только марающего чернилами безумно дорогие книги. А какому властителю хочется, чтобы потомки или молодые маги узрели, спустя десятилетия или века, истинный облик того, кто содержал летописца?

Именно поэтому в летописях все властные – Небожители во плоти. Мудрые, справедливые, добрые, щедрые. А не так, как оно было на самом деле. И потому молодым ученикам, изучающим былое, кажется, что раньше небо было голубее, Мир – зеленее, владыки – добрее, времена и люди – мягче.

Хотя летописец жил уже так давно, что помнил еще Сокола юношей, читавшим древние записи уже тогда старого летописца. И за все это время люди не стали добрее. А жизнь не стала легче. Только если раньше была бесконечная война за выживание со скверной и бесплодием Мира, то теперь люди сражаются на выживание друг с другом.

Гравер, устав смотреть на неподвижного летописца, постарался незаметно улизнуть. Вернее, улизнуть у него получилось, а вот незаметно – нет. Он споткнулся о порог и с грохотом покатился по ступеням вниз.

Летописец покачал головой, получив зримое подтверждение своих мыслей. Вот этот гравер… Он же – гений. Как он рисует! Как режет оттиски! Но в остальном – непутевый некультень! Вне стен Башни Былого умрет до скончания зимы. Он же беспомощен. И таким и будет. Вечно мысли его летают где-то вдали от его же головы. Такие обречены в этом Мире.

И если летописец последует зову долга, то так и будет. Сам-то летописец уже давно смирился со Смертью. Нет, он не ждал ее, но как говорил один из наставников Белого Братства – смирился с ней, как с хорошо знакомой подругой, встречи с которой не желаешь, но ждешь с нетерпением. А вот гравер сгинет напрасно.

Потому что долг велел летописцу написать так, как было на самом деле. Но император может и осерчать за это, изгнать всех, кто написал и проиллюстрировал «Хронику». И набрать новых летописцев, более покладистых.

Но летописец опять вспомнил молодого Сокола, что пытливо пытался из книг познать мудрость жизни. И не преуспел бы, не найдя работ Правдоруба. Правдоруба, порванного конями за свою блажь – писать все так, как оно и было.

Летописец был тогда не так стар. И еще не утратил вкуса жизни, вкуса к умной беседе и удовольствия от обучения юного и талантливого ученика. Они тогда ночами напролет говорили. Летописец сам ему рекомендовал книги, которые Сокол с юношеской страстью искал, находил, скупал, пополняя сокровищницу Башни Былого этими бесценными работами.

Именно в одной из таких книг Сокол нашел след распутной жизни одного из Драконов. Так в Столице появился этот мальчик – Ястреб, что очень не любил читать, но очень любил слушать рассказы о былом из уст старого летописца, к тому времени уже привычно отзывавшегося на это имя, уже почти забыв имя, данное ему матерью, почти забыв имя, данное ему после выпуска из университета.

Именно из этих ночных бесед Сокол и вынес этот план, результатом которого явилась Смута в Империи, раскол ее на куски, приход к власти Лебедя, появление Белого и Старых разрывников.

Летописец помнил и Алефа-Пересмешника. Помнил его еще молодым юношей, еще не встретившим Матерь Жизни и Смерти. И запомнил юношей, страстно искавшим Путь Домой. И, конечно же, искавший подсказки не мог пройти мимо собрания книг старого летописца. И старик подсказал ему. Результат – впервые пришельцы, опутавшие Мир сетью заговора, высасывающие жизнь из и так умирающего Мира, получили по зубам.

Летописец перевел глаза на лист книги, где в углу была нарисована великолепная картинка всадника, молодого Белого, с легко узнаваемым лицом фотографической точности воспроизведения (гравер, правда, талантлив), убивающего рептилоида. Старик решительно взялся за перо.