Локк, восхищенный хитроумной уловкой Сабеты, решил, что слишком далеко заходить все-таки не стоит, – Булидаци надо приструнить, но при этом не лишать надежды. Локк потер саднящую шею, кашлянул и вкрадчиво произнес:

– Любезная кузина… Верена… Видишь ли, я рассказал Дженнаро о своей помолвке, поэтому когда он ненароком нас подслушал, то заподозрил обман…

– И посмел к тебе прикоснуться?! Какая немыслимая дерзость!

– Верена, будь благоразумна! Помнишь, прежде чем отправиться в Эспару, мы с тобой обсуждали возможные трудности… Мы путешествуем инкогнито, а значит, добровольно отказываемся от некоторых привилегий своего положения.

– Да-да, конечно. Но…

– А коль скоро все произошло без свидетелей, то, пожалуй, требовать удовлетворения я не стану, – с напускным пренебрежением произнес Локк, справедливо полагая, что возможная дуэль доставит Булидаци немногим больше хлопот, чем своевременное опорожнение кишечника, а вот настроить против себя Верену барон не решится.

– Любезная кузина, прошу простить меня великодушно, – произнес Булидаци; клинок спрятался в ножны, холодная ярость исчезла. – Верена, умоляю, давайте забудем об этом досадном недоразумении. Как мне вернуть ваше доброе расположение?

Локк недоуменно заморгал, – судя по всему, барон счел нужным просить прощения только у Верены, а «любезному кузену» Лукацо уделял внимание лишь в той мере, в какой он мог стать подспорьем в достижении грандиозных матримониальных устремлений Булидаци. Локк сообразил, что ошибся, считая барона доверчивым и прямодушным простаком: резкая смена настроений и стремительный переход от гнева и угроз к заискивающему, обходительному обращению свидетельствовали о скрытых глубинах характера Булидаци.

– Во-первых, – надменно изрекла Сабета, – прошу вас, прекратите шастать по углам. Такое поведение недостойно эспарского вельможи и покровителя театральной труппы. Ваши визиты должны проходить в манере, подобающей отпрыску славного древнего рода.

– Да-да, безусловно.

– А во-вторых, пора подыскать нам место для репетиций. Постоялый двор госпожи Глориано меня больше не вдохновляет.

– И куда бы вы хотели перебраться? Скажите слово – и я все тотчас улажу.

– Говорят, в Эспаре есть пустующий театр под названием «Старая жемчужина»…

– О да! Это легко устроить… Я обращусь к церемониймейстеру графини Антонии и…

– Чем быстрее, тем лучше, барон, – холодно промолвила Сабета и, чуть смягчившись, добавила: – Для вас это не составит особого труда, а все в труппе будут вам бесконечно признательны за возможность проводить репетиции на настоящей сцене. А я снова начну звать вас по имени, – с милой улыбкой заключила она.

– Ради вас, любезная кузина, я готов на все. – Булидаци отвесил церемонный поклон, рассеянно потрепал Локка по плечу и торопливо удалился.

Звук его шагов стих, хлопнула дверь второго этажа.

– Фу, пронесло, – прошептал Локк.

– Наш покровитель весьма ревниво относится к своим благородным кузенам. Я его недооценила.

– Моя шея придерживается такого же мнения, – вздохнул Локк; теперь, когда угроза миновала, мысли его вернулись к разговору с Сабетой, так некстати прерванному бароном. – Слушай… мы с тобой тут…

– Все, замяли, – процедила Сабета. – Мне не стоило об этом упоминать. И злиться на тебя тоже не стоило. Нам с тобой говорить больше не о чем.

– Неправда! – Локк, до глубины души уязвленный ее словами, забыл о немилосердно саднящей шее и, сам того не ожидая, схватил Сабету за руку и вытолкнул на балкон. – Нет, раз уж я снова в дерьмо вляпался, будь добра, объясни, что к чему. После всего, что мы тут друг другу наговорили, я твои придирки больше терпеть не намерен. Чем я виноват, что у тебя вдруг настроение испортилось?

– Ах, у меня настроение испортилось?!

– Знаешь, когда ты не в духе, даже братья Санца кажутся не козлищами, а кроткими овечками. Чего ты хочешь? Чтобы я Булидаци догнал и снова ссору затеял? Лучше объясни, с чего ты взбеленилась?!

– Ты и правда такой наивный или дурачком прикидываешься? Не знаешь, что ли, какие деньги в Джереме за рыжеволосых девственниц платят? А что с ними делают, тебе тоже неведомо? А вот Воровской наставник об этом знал – но даже он, козел хренов, ценой не соблазнился. Ему, видите ли, совесть не позволила! Представляешь? Этому старому развратнику, который за медяк не побрезговал бы дохлую крысу языком ублажить, совестно было рыжих девчонок в рабство продавать. Он-то мне и присоветовал волосы красить и под косынку прятать.

– Ну я кое-что слышал, – смущенно признался Локк, – но о тебе никогда так не…

– Сначала девичью усладу вырезают, – продолжила Сабета, будто не слыша его. – Ну, бугорок такой… Да ты наверняка от братьев Санца слыхал, как у женщин между ног все устроено. А потом, пока из раны кровь хлещет, какой-нибудь пенек гнилой девчонку трахает, потому что, видите ли, чудотворная кровь девственницы с волосами цвета крови все недуги и хвори исцеляет.

– Сабета…

– А потом, когда первый жаждущий чуда с бедняжкой вдосталь натешится, ее еще сотня похотливых скотов отымеет – на удачу. А под кем она дух испустит, тому самое большое счастье выпадет.

– О боги…

– Вот так-то. Чтоб им всем в преисподней десять тысяч лет дерьмо хлебать, гадам! – Сабета обессиленно привалилась к балконной стене, невидящим взглядом уставившись на разбросанные книги и крýжки. – Тьфу ты. Я и впрямь взбеленилась.

– Есть с чего.

Сабета сухо, презрительно хмыкнула.

– Но я же всего этого не знал, когда тебя впервые увидел! – воскликнул Локк. – И волосы твои на всю жизнь запомнил. И знаешь, если честно, я не только о волосах думаю… ну если тебя это так огорчает…

– Мои волосы меня нисколечко не огорчают. В отличие от мерзавцев, которые меня из-за цвета волос готовы в кандалы заковать. Как только я на Сумеречный холм попала, так каждый день и мазалась всякой алхимической дрянью, лишь бы никто не приметил, что я рыжая. Все хотела поскорее вырасти, лишь бы об этом больше не думать…

– А как ты до Сумеречного холма жила?

– А это не важно. Сначала было кому меня оберегать, а потом я стала сиротой, вот и все.

– Как скажешь… – Локк осторожно присел под стену рядом с Сабетой.

В синюшном вечернем небе загорались первые звезды, на балкон долетали знакомые шепотки сумерек: жужжание мошкары, перестук тележных колес, взрывы смеха и веселые голоса посетителей таверны.

– Извини, Локк. Зря я на тебя осерчала. И обидела тоже напрасно.

– Вовсе нет… – Он робко коснулся ее руки и втайне обрадовался – Сабета не поморщилась и не отшатнулась. – Хорошо, что ты мне обо всем рассказала. Потому что все твои беды и заботы должны быть нашими, общими бедами и заботами. А то ты вообще никогда и ничего не объясняешь. Знаешь, как это тяжело?