Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня образ мыслей викингов бесконечно далек от нас, но иногда он становится почти осязаемым. Когда мы идем ночью через лес, или смотрим, как луна поднимается над черной лавовой пустошью, или вдруг замечаем подводный источник в зловеще безмятежных водах озера, мы можем на несколько мгновений прикоснуться к нему и понять, что за ним стояло.
За рамками стереотипов эпоха викингов (не только в Скандинавии) была временем чудовищного насилия и институционализированного патриархального угнетения. Мужчины и женщины, а также люди, относившие себя к удивительно широкому спектру различных гендерных идентичностей, жили в этих рамках и по этим правилам, выстраивая, сохраняя и поддерживая их и в то же время разрушая их, сопротивляясь и ниспровергая, создавая заново.
Вместе с тем эпоха викингов была временем огромных общественных изменений, живого культурного многообразия и значительной терпимости к радикальным идеям и иностранным верованиям. Это был период расцвета искусства и расширяющих кругозор путешествий и встреч с другими культурами. Если сегодняшним людям и стоит вынести что-нибудь из встречи с эпохой викингов, то именно это. Мы не должны игнорировать и замалчивать жестокую реальность, скрывающуюся за стереотипами, — грабежи и резню во время набегов, рабство, мизогинию, — но в викингах было намного, намного больше. Они изменили свой мир, но они, в свою очередь, позволили миру изменить себя; они по-настоящему связали себя с другими народами, странами и культурами.
Больше всего они ценили не только военные подвиги и славу, но также — о чем прямо говорится в стихах — мудрость, проницательность и щедрость. И особенно — утонченность и живость ума, упорное нежелание сдаваться.
Что ж, это не самый худший способ запомниться потомкам.
Это видение будущего, поскольку Рагнарёк еще впереди.
* * *
Сначала меркнут небесные тела. Солнце, сияющая солнечная женщина, проглочено целиком, и дневной свет навсегда гаснет. Луну настигает завывающий волк Манагарм, Лунный пес, что преследовал его целую вечность. Мани гибнет в сжатых челюстях волка, его слабеющий свет изливается на землю, словно кровь, и воцаряется чернота. Холод овладевает Мидгардом, мороз сковывает землю, наступает бесконечная зима. Горы содрогаются, гномы громко стенают в своих чертогах. Деревья выворачиваются из земли, и даже сам Иггдрасиль трепещет и стонет.
Поют петухи — в Асгарде, в Хель, в далеком лесу на краю всего сущего. Рог Хеймдалля слышен во всех мирах, его звук предвещает надвигающийся ужас.
Все узлы, все оковы, все цепи слабеют и рвутся. Все силы тьмы приходят в движение и в сумраке устремляются к Асгарду на последнюю битву.
Глубоко на морском дне шевелится Нагльфар, корабль из ногтей мертвецов, и поднимается на поверхность, туго обвитый водорослями, позеленевший от гнили, истекающий морской водой. Утопленники сидят на веслах, шеренги мертвецов стоят на палубе, Локи правит кораблем.
Радужный мост Биврёст, стоявший с Сотворения мира, обламывается и рушится под сынами Муспеля, едущими на Рагнарёк. Разноцветные осколки падают и гаснут у них за спиной. Ледяные великаны переходят бурные реки потустороннего мира и ступают на равнину битвы. Боевые порядки огненных великанов пылают как костры и простираются на сотню лиг во всех направлениях.
Один выезжает им навстречу из ворот Вальхолла, на нем шлем из золота, копье занесено для удара. Восьминогий Слейпнир скачет быстрее молнии, не касаясь земли. За спиной повелителя богов потоки эйнхериев льются из всех ворот — наконец-то пришла их долгожданная битва.
Равнина темнеет под массой бесчисленных миллионов сражающихся на ней существ — боги, великаны, чудовища, всевозможные духи, живые и мертвые люди. Нарастающий шум, громкий крик, эхом разносящийся по мирам, заглушает все звуки.
Океан вскипает и бурлит — Мидгардский змей, извиваясь, выползает на сушу. Тор убивает его, но змей выпускает в него смертоносную струю яда, и Тор роняет молот и делает девять больших шагов в Хель. Локи и Хеймдалль — обманщик и страж моста — убивают друг друга в поединке. Тюр сражается с адским псом Гармом, они рвут друг друга на части. Фрейр вынужден сражаться без своего меча, и его убивает Сурт, чей клинок сияет ярче солнца. Челюсти огромного волка Фенрира широко распахиваются, бороздя землю и небо, и он съедает Одина заживо. Но после этого зверь живет недолго — сын Всеотца отрывает ему голову. Миры залиты кровью, но все, что произошло, должно было произойти — так было предсказано.
Рагнарёк окончен, все вокруг мертво. Боги и их противники лежат по двое, взаимно сразив друг друга в яростном поединке. Равнина Вигрид до самого горизонта устлана телами людей и невидимого народа, с которым люди делили свой мир. Ни единого проблеска света не видно в черном и пустом небе. Холодный темный туман заволакивает миры, и сама ткань мироздания растворяется в бездне. Конец всего, смерть после загробной жизни, вечное ничто.
* * *
Но на самом деле это еще не конец.
* * *
Из океана поднимается новая земля, покрытая зелеными лесами и водопадами. Новое солнце, дочь старого, возносит свет на небеса. Каким-то образом сыновья Одина и сыновья Тора остаются живы, и последние получают в наследство молот отца. Бальдр возвращается из царства Хель, а вместе с ним его брат Хёд, убивший его по ошибке. Они собираются на руинах Асгарда на равнине Идавёлль. Что же они там видят? В траве сверкают золотые шахматные фигуры, «которыми они владели в старину». На холме появляется чудесный новый чертог, вокруг него вырастают поля самосевной пшеницы для «дружин достойных воинов», которые будут здесь жить (так гласит «Прорицание вёльвы»). Кажется, это место снова заселят люди.
И вот мы видим их: мужчину и женщину, спрятавшихся от Рагнарёка в чаще леса. Женщина — Лив, «Жизнь», а мужчина — Ливтрасир, «Любящий жизнь». Они выходят из-за деревьев на солнечный свет.
Все готово начаться заново, и эта новая пара — родители новых людей, новых детей, будущего.
* * *
Трудно представить себе более масштабный катаклизм, апокалипсис с большой буквы «А», — вероятно, именно поэтому история Рагнарёка и сегодня находит отклик в воображении людей. Викинги с присущим им размахом хоронили всё мироздание.
Возрождение мира после финальной битвы вполне может быть позднейшим христианским дополнением, попыткой представить «небеса викингов» по библейскому образцу взамен множественных царств смерти традиционных верований, сменявших друг друга, так же как новая вера вытеснила прежнюю. Не вполне ясное упоминание в одном позднем источнике о пришествии кого-то «Всемогущего» — возможно, воскресшего Христа — усиливает ощущение несколько неуклюжего средневекового переосмысления оригинальной истории. Впрочем, если Фимбульвинтер действительно отражает воспоминания о пылевой завесе VI века, то, как мы видели, она в конце концов минула, и жизнь началась снова.
Еще одна версия рассматривает Рагнарёк как отражение безнадежной борьбы исландцев с суровой окружающей средой. С этой экокритической точки зрения всю скандинавскую мифологию, большая часть которой известна нам из исландских текстов, можно небезосновательно считать проявлением «крайней озабоченности мыслью о неудержимо надвигающемся конце света», тягот и тревог жизни, временами скатывающейся на грань выживания.