Теперь мне хотелось бы высказать несколько замечаний по поводу кое-какой изложенной в «Бандитском Петербурге» информации – касательно тамбовцев. Вот ты пишешь, что у нас была система жесткого общака, а у нас никогда в жизни никакого общака не было. Общак – это же повод сразу пришить организованную преступную деятельность.

Касательно судьи Парфенова, который якобы разбогател после процесса со мной. Я уже после освобождения с ним встречался, разговаривал. Он не отрицал, что на него крепко давили. Только не с нашей стороны, а с противоположной. Я еще спросил: «Ну вы ведь всё понимали. Неужели нельзя хотя бы на полгода меньше срок дать?» А он, знаешь, что мне ответил? «В принципе, легко можно было бы, но по поводу вас, Владимир Сергеевич, даже из адвокатов-то никто на разговор со мной не выходил».

Что касается тепличных условий, в которых я якобы сидел. Возможно, «тепличными» условия на зоне можно назвать, лишь сравнивая их с теми, которые были в «Крестах». На зоне был телевизор. И вообще там самое главное – это отбыть ту часть срока, после которого можно уже уходить на химию. С этой точки зрения у меня абсолютно скрупулезно все было соблюдено, и никто ни к чему придраться не мог.

Относительно капитана Карасева, который якобы единственный сопротивлялся моему освобождению – противостоял, так сказать, коррупции. Как следует из того, что ты написал… Так вот, на зоне все про всех все знают. Там ведь не скроешься. Там все человеческие качества легко высвечиваются – что у зэков, что у администрации. Карасев был хроническим алкоголиком. Не было дня, чтобы он не взял у зэков поделку – нож, заточку, выкидуху, еще что-нибудь – и не продал бы ее за бутылку водки. Я с Карасевым ни разу даже не общался, это подтвердит любой из тех зэков, кто сидел в то время…

По поводу позиции спецпрокуратуры. Спецпрокурор занял ту позицию, которую он занял, по одной простой причине – его жена работала в каких-то ларьках, которые сожгли, а им сказали, что это сделали тамбовцы. На меня вышли и предложили, чтобы тамбовцы возместили ущерб. Я отказался. Ну и дальше, как говорится, все ясно и понятно.

Ты пишешь, что тамбовцы понесли потери, и упоминаешь Климентия, Гуняшева и Кувалду. Это не наши и никогда к нам никакого отношения не имели.

Небольшой комментарий по поводу высказанной версии о том, что якобы я привел чеченцев в Питер. Я могу объяснить, откуда возник этот слух. В свое время, когда был еще Советский Союз, существовали две школы олимпийской подготовки. Одна в Грозном, а другая в Тамбове. Тогда еще никто не делил мир на русских и на чеченцев, тогда очень многие дети тренировались вместе, жили на одних спортивных сборах, соревновались. И, кстати говоря, выступали в основном за общество «Динамо». Вот оттуда, с тех детских времен, устанавливались многие связи и знакомства на обычном общечеловеческом уровне. Но я не знаю, стоит ли с тех времен вытягивать столь крученые нити. У нас однажды был случай, когда возник спорный момент между нашими и чеченцами относительно одной фирмы. Чеченцы сказали, что платить в той ситуации должны русские. На вопрос, почему именно русские, а не они, чеченцы ответили, что они платить не будут, потому что они чеченцы, а русские должны платить потому, что они сами себя перестали уважать. Нам удалось доказать то, что не все русские перестали себя уважать. К чеченцам вообще можно относиться по-разному, но одно могу сказать определенно: в подавляющем большинстве они заслуживают уважения.

Пару слов о Валере Ледовских, который в «Бандитском Петербурге» назван заместителем по оперработе в мафии. С Валерой мы познакомились в 1988 году, он учился тогда в Институте физкультуры имени Лесгафта, а мы в то время создали футбольную команду «Космос» – назвали ее так, потому что все, кто в ней играл, собирались в баре «Космос». Эта команда выступала в соревнованиях на приз «Комсомольской правды» и заняла в городе 2-е место. Был такой человек – Краев, он работал в «Зурбагане», вот он и привел Валеру в нашу команду. И надо сказать, что в футбол Валера играл не очень. Ну а потом началась эра наперстков. Я вот что хочу отметить: его никогда никто не называл Бабуином, я не знаю, откуда эта кличка возникла, наверно, все это в РУБОПе придумывают. Так же как у меня никогда не было клички Кум. Кум – это какое-то ментовское прозвище, на зоне «кумом» называют начальника оперчасти… Так вот, Валера Ледовских, которого я считаю действительно своим очень близким другом, он, между прочим, совсем недавно кандидатскую диссертацию защитил. И защитил он ее сам. А почему бы ему не написать кандидатскую диссертацию по боксу, когда он в прошлом боксер, неоднократный победитель на чемпионатах города. Я сам поначалу думал, что он дуркует с этой диссертацией, но Валера три ночи не спал перед защитой. Что ж он передо мной будет притворяться?

Но вот, пожалуй, и все. Хочу добавить только вот что: в июле 1998 года я стал вице-президентом крупнейшего холдинга – «Петербургской топливной компании». У нас очень много задач, нужно решать много проблем: не сверстан еще бюджет, мы делаем единую бухгалтерию, единое холдинговое управление. То есть в моей жизни сейчас произошли большие изменения…

* * *

Наши беседы с Владимиром Кумариным, из которых в конечном итоге возникла настоящая глава, состоялись летом 1998 года. Логически эта глава была последней в издании «Бандитского Петербурга», вышедшем в начале 1999 года. Тогда в своем авторском заключении я писал, что не могу считать законченной работу над темой «Бандитского Петербурга» по той причине, что организованная преступность в нашем городе достигла такого размаха, что потребуются долгие годы для того, чтобы даже не победить ее – ибо полная победа над любым видом преступности абсолютно химерична, – а хотя бы ограничить, ввести в какие-то более-менее приемлимые обществом рамки. Размах деятельности организованных преступных сообществ был таким, что к тому времени уже находилось все меньше и меньше аргументированных возражений тем, кто уверен в установлении в стране настоящего клептократического режима, подведшего Россию к той черте, за которой начинается тотальный социальный конфликт. Мне казалось, что на тот период тему «Бандитского Петербурга» можно было считать отработанной только в одном смысле – к тому времени лидеров питерской организованной преступности уже лишь с очень большой натяжкой можно было назвать бандитами – они давно уже переросли и рэкетирские пеленки, и бандитские штанишки. Бандитизм – лишь низшая и наиболее примитивная форма проявления организованной преступности. Поэтому лидеров оргпреступности совершенно обоснованно коробит, когда их называют бандитами…

То, что основные питерские авторитеты постепенно отходили от прямого уголовного бандитизма, иллюстрировалось, в частности, одним интересным обстоятельством. К 1998 году волна убийств бандитских лидеров и авторитетов в Питере резко пошла на спад, что свидетельствовало, пожалуй, только об одном: в определенных сферах монополизация завершилась. Но вместе с тем в городе возросло количество убийств лиц, занятых в сфере политики. Достаточно вспомнить убийство 28 сентября 1998 года заместителя председателя Комитета по потребительскому рынку Евгения Агарева; взрыв от 10 октября 1998 года, оборвавший жизнь Дмитрия Николаевича Филиппова, который был не только крупным коммерсантом – членом совета директоров АО «Финансовая группа „РоссКо“», председателем совета директоров «Менатеп-СПб», – но и очень влиятельным теневым политиком; покушение 16 октября 1998 года на Михаила Ошерова – советника тогдашнего спикера Госдумы РФ Геннадия Селезнева. Наконец, убийство депутата Государственной думы Галины Старовойтовой…