[…]

[1707] Я неделю оставался в Бове, а затем отправился в Дюнкерк, где снарядил свою эскадру – она теперь состояла из восьми фрегатов и четырех баркасов. Я некоторое время ждал обещанных мне лоцманов, но тщетно. Министр написал мне, что не смог их найти и что я должен сделать так, как сочту нужным; следовательно, приходилось обойтись без лоцманов. Я поднял паруса, решив, что моих карт мне будет достаточно, пока я не захвачу в плен лоцманов, знающих моря, в которые я хотел отправиться.

[…]

Затем следует описание морской битвы с англичанами напротив французских берегов. Битва не оставила равнодушным корабельного капеллана.

Капеллан моего корабля, парижанин, никогда до той поры не терявший из виду башни Нотр-Дам, так испугался этого боя, что его было невозможно успокоить. Звук пушечной канонады, убитые и раненые – все это до того напугало его, что когда мы вернулись в Дюнкерк, он потребовал у меня расчета и сказал, что не вернется в море, даже если король сделает его адмиралом.

[…]

Покончив, таким образом, с этим делом, я, поскольку у меня был карт-бланш, а время шло, решил не ждать ответа королевского двора, вновь поднял паруса и, как и планировалось, взял курс на Белое море.

В первые дни моего плавания я захватил семь-восемь вражеских кораблей и сжег их. Они были недостаточно ценными, чтобы брать на себя труд куда-то их вести. В эти первые дни в море эскадре не раз досаждала дурная погода. На судне Аннекена порывом ветра сбило фок-мачту, а Рокфёй пожаловался мне, что его судно дало течь.

Увидев, что они не в состоянии продолжать плавание, я попросил вернуть мне запечатанные инструкции, которые я им вручил, выходя из Дюнкеркского порта, и приказал отправляться в порт Гётеборг, принадлежащий королю Швеции, где они смогут отремонтировать корабли и отправиться крейсировать там, где они смогут быть полезнее всего королю.

С их уходом моя эскадра стала меньше на два крупных корабля; однако я не прекращал следовать своему плану. Я захватил у берегов Московии гамбургский баркас; я вооружил это судно, на котором нашел еще и ценнейшего лоцмана.

Оказавшись на траверзе острова Кильдин, я встретил примерно двадцать английских кораблей, плывших в Московию; я напал на них и захватил всю эскадру. Я сжег пятнадцать из этих кораблей и оставил себе пять лучших из них и с самым ценным грузом.

Через три дня я наткнулся на большой торговый флот в сопровождении трех военных кораблей. Я собирался нападать на него и одержал бы верх, но помешал возникший в одночасье очень густой туман, из-за которого мы потеряли эти корабли из вида; туман длился целых три дня. Те, кто знаком с этими морями, знают, что подобные туманы там очень частое явление. Из множества замеченных нами кораблей мы смогли захватить только четыре.

Рассерженный тем, что потерпел неудачу, я отправил один баркас на разведку. Когда он вернулся, я узнал, что большая часть этого флота скрылась в порту острова Кильдин – а это было то самое место встречи, которое я назначил своей эскадре. Я вошел туда с двумя фрегатами, которые у меня были с собой, – остальные корабли крейсировали в окрестностях. Я нашел там всего четыре английских торговых судна, которыми и завладел. На следующий день все мои корабли присоединились ко мне, и я узнал, что они сожгли восемнадцать торговых судов.

Отправляясь из Дюнкерка, я взял с собой корабль, нагруженный провиантом для эскадры; теперь я разгрузил его, распределил провиант между всеми кораблями, а этот корабль нагрузил лучшим и самым ценным грузом из всех, которые мы успели захватить.

Олово, как самое тяжелое, было помещено в самый низ корабля, чтобы служить балластом. Остаток груза составляли ткани всех цветов, саржа, большое количество индиго, полотна и другие ценные вещи; в целом груз стоил больше миллиона двухсот тысяч ливров.

Я еще находился в порту, из которого не мог сразу отплыть, когда мой баркас привез мне маленькую рыбачью лодку с московитами. Мы друг друга не понимали и у нас не было переводчиков. Два матроса из Дубровника[692], случайно бывшие с нами, поняли их язык. Эти добрые московиты, грубые и простые, увидев, что с ними хорошо обращаются и их понимают, так обрадовались, что пустились в пляс. Я был удивлен, что жители Дубровника на албанском берегу говорят примерно на том же языке, что и московиты, находящиеся на 72 градусе северной широты; и я понял, что русский или славянский язык широко распространен.

Англичане, чьи корабли я захватил и которые, боясь подвергнуться внезапному нападению, сами бросили их при моем приближении, объяснили другим рыболовам-московитам, находившимся в порту, что французы – варвары, питающиеся только человеческим мясом. Эти добрые люди, предубежденные против нас из-за этих смехотворных россказней, так испугались, увидев нас, что оставили рыбную ловлю и своих рыб и бросились наутек. Каждый год они проделывают более ста лье по суше, чтобы в сезон рыбной ловли вернуться в море и рыбачить. Зимой они возвращаются в свою страну, потому что холод на этом острове столь нестерпим, что они не могут здесь оставаться.

Я сошел на землю, не зная ничего о том, что им рассказали англичане. В нескольких шагах от побережья я увидел около тридцати маленьких деревянных домиков – они были заполнены высушенной рыбой, которую в этих краях называют столфиш. Чтобы никто не причинил зла этим бедным людям, я создал караул и поставил часовых.

Неподалеку от этих хижин было множество могил с крестами, на которых были надписи греческими буквами; я понял, что здесь похоронены христиане.

Караул стоял уже два дня, когда убежавшие рыбаки выделили из своих рядов старика, чтобы он вернулся и посмотрел, что происходит на острове. Этот добрый человек не хотел брать на себя подобное поручение, но его соотечественники наконец убедили его, что такой старый человек, как он, скорее всего уже невкусный, и французы не захотят его есть.

Этот добрый московит весь дрожал, когда подошел к хижинам. Часовой остановил его и привел ко мне на корабль. Пораженный тем, что встретил множество своих, с которыми хорошо обращались, и восторженный тем, что французы не только не тронули их хижины и рыбу, но даже выставили караул с целью их сберечь, он начал много креститься, чем выразил свое изумление.

Немного времени спустя он попросил, чтобы его вернули на землю, – он желал отнести добрую весть тем, кто его послал. Услышав его рассказ, они все сразу же вернулись и продолжили рыбачить по своему обыкновению. Они угостили нас большим количеством превосходного лосося, и я позаботился о том, чтобы им как следует заплатили.

Услышав шум нашей эскадры, губернатор города Кола, в двадцати лье от того места, где мы находились, прислал к нам лодку с офицером. Я принял его очень вежливо, хорошо угостил и подарил ему несколько подарков. Он был очарован учтивостью французов. Отслужили мессу; офицер выслушал ее стоя, по греческому обычаю. Он был одет на турецкий лад и носил длинную бороду.