Но Людмилу Ивановну уже остановить невозможно, ее понесло: «Солженицын, в угоду злопыхателям, должен был бы стать не офицером артразведки, а солдатом штрафбата, а еще лучше бы подорваться на мине или смертельно раниться (!) осколком снаряда» (с.235). Мадам, во-первых (извиняюсь, конечно), не говорят «он ранился». Во-вторых, да, как уже было сказано, есть злопыхатели, которые вашему Пророку в ответ на его злопыхательство вроде «дышло тебе в глотку! окочурься, гад!» отвечают адекватно: «Чтоб ты, гнида, еще при рождении грохнулся на каменный пол!». Или: «Осиновый кол в его могилу!» А чем дышло любезнее кола? Тем более, что кол-то адресован одной конкретной личности, а эта личность с воплем «Окочурься!» совала дышло «Архипелага» в глотку родной страны.

Загадочное явление эта Сараскина. Имя русское, на фотографии тоже вроде русская, а такие дикие представления о жизни и о людях вообще, о России, о русских, о Советском времени, о своем герое, как злобствует на русскую литературу от Белинского и Герцена до Горького и Шолохова… Право, такое впечатление, словно ЦРУ вырастило ее в пробирке где-то в Верхней Вольте, кое-как обучило русскому языку и забросило к нам. Но нет, оказывается, она не из Верхней Вольты, а из Латвии.

Ну такое мракобесие!… Причем, во всех областях. Например, в области духовной: «Всякий крупный ученый верит в Бога».Тем более, мол, не мог не быть верующим великий писатель Солженицын. Конечно, кто-то из них, главным образом в давние времена, и верил, например, Ньютон. Но — и всякий крупный? Вот хотя бы два нобелевских лауреата — академик Иван Петрович Павлов, русский, и Альберт Эйнштейн, еврей. Крупные? О первом нам долгие годы твердили, что он был шибко верующий: крестился в Советское время на все церкви, мимо которых проходил. Вероятно, так и было. Больше того, он выступал и против притеснений церкви. Но быть верующим — это совсем другое. С.Г.Кара-Мурза приводит письмо академика главе Советского правительства В.М.Молотову: «По моему глубокому убеждению, гонение нашим Правительством религии и покровительство воинствующему атеизму есть большая и вредная последствиями государственная ошибка. Я сознательный атеист-рационалист и потому не могу быть заподозрен в каком-либо конфессиональном пристрастии» (Советская цивилизация. М., 2002. Т. 1, с.318). Сказано предельно ясно: сознательный атеист. А на церкви крестился, как и царские ордена носил, из стариковского фрондерства.

А недавно на аукционе в Лондоне было продано письмо Эйнштейна философу Эрику Гуткинду, написанное в 1954 году, незадолго до смерти. Там он признается: «Для меня иудаизм, как и все другие религии, является воплощением самых детских предрассудков» (Дуэль № 571). Тоже вполне ясно.

Вместе с учеными прошлого можно вспомнить и современных. 15 февраля этого года член ряда иностранных Академий науки профессор С.П.Капица, сын знаменитого нобелевского лауреата П.Л.Капицы (1894–1984) и сам известный ученый, в связи со своим восьмидесятилетием выступал по телевидению и на вопрос журналиста «Как вы относитесь к священнослужителям?» ответил: «Очень хорошо. Только у меня есть одно маленькое несогласие с ними: они утверждают, что человека создал Бог, а я думаю, что Бога придумал человек». Если хотите, примеры можно продолжить. Но ничто ее не убедит. Коли сегодня сам президент в церкви появляется, значит, надо верить. И она верит! А ведь твердят такие верноподданные долдоны о долдонстве большевиков.

А вот из области литературы. Солженицын ненавидел и клеветал на Горького, самого знаменитого писателя мировой литературы XX века. Сараскина не могла тут не внести своей лепты: «Горький по просьбе Зинаиды Гиппиус послал немного денег умирающему Розанову». Вот, мол, скупердяй: умирающему — «немного». А сколько это — рублей 25–50?

Но что ж Гиппиус сама не послала? Ведь эта трехсостав-ная семейка (она + Мережковский + Философов), кажется, не бедствовала. Мережковский был ужасно плодовит и неплохую квартирку имели они в Париже еще с дореволюционных времен, куда и укатили вскоре.

Но вот что 20 января 1919 года за два дня до смерти Розанов писал Горькому:

«Дорогой, милый Алексей Максимович! Несказанно благодарю Вас за себя и за всю семью свою. Без Вас, Вашей помощи она погибла бы. 4000 р. это не кое-что.(Слышите, мадам?). Благородному Гершензону тоже глубокую благодарность за его посредничество и хлопоты… Вот сейчас лежу, как лед мертвый, как лед трупный. Много думаю о Вас и Вашей судьбе. Какая она действительно горькая, но и действительно славная и знаменитая. И дай Вам Бог успеха и успеха большого. Вы вполне его заслуживаете. Ваша «Мальва» и Барон уже составили эпоху. Так это и знайте. Ну еще, Максимушка дорогой, прощай… Прощай, не забывай, помни меня» (Мысли о литературе. М.1998. С.527).

При чем же здесь двумужняя фурия Гиппиус? Хлопотал-то Гершензон. А она уже паковала чемоданы в Париж. Денег же тогда у Горького не было, ему одолжил старый друг Шаляпин. И Алексей Максимович ему писал: «Спасибо за деньги, но В.В.Розанов умер…»

Как же так получается, мадам Сараскина? Вы доктор филологии эпохи Ельцина, изучаете материал, пишете книгу, привлекается факты, называете имена — и все врете. А я даже не кандидат, рядовой замшелый сталинист сталкиваюсь с вашими фактами, именами совершенно случайно и без труда показываю, что все это холуйская брехня. Наплодил вас Ельцин…

От литературы, от писателей Сараскина — к политике, к Октябрьской революции. И, ссылаясь на ту же фурию, уверяет, что большевики глумились над больным Плехановым, «стаскивали его с постели 15 раз подряд». Именно 15! Врать надо всегда в нечетном числе. Конечно, во всех революциях и гражданских войнах бывает немало несправедливостей, насилий и других безобразий. Мог пострадать и Плеханов.

Не диво даже, если и Сараскину в ту пору лишили бы звания доктора филологии, исключили из Союза писателей, сослали на остров св. Елены и даже гильотинировали за вранье. Но кто считал, что Плеханова стаскивали с постели именно 15 раз? Он сам? Да разве одного раза недостаточно? Это напоминает, как после смерти Игоря Моисеева по телевидению уверяли, что его 17 раз приглашали вступить в партию, т. е. там стаскивали, а тут втаскивали и каждый раз нечетное число. И какой же Плеханов в таком случае был больной, если его стащат с постели, а он раскидает насильников и бух обратно в постель ничком. И так «15 раз подряд». Бывают в разных писаниях ситуации, в которых цифры, приведенные для убедительности, сами разоблачают лживость этой ситуации. Тут, как и везде, Сараскина показала себя верной ученицей Пророка. Он же без конца давал высочайшие образцы такого рода вранья, например, в «Архипелаге»: «В камере вместо положенных двадцати человек сидело 323» (т. 1, 479). Ведь ясно, что если не 20, а даже хотя бы 40, только в два раза больше — и тогда кошмар. Но нет, ему надо 15-кратное зверство, только тогда успокоится. И не соображает, что это просто невозможно физически, и потому никто этому не поверит, а вот в 40 кто-то и поверил бы. То есть работают они против себя.

Но вот что писал известный философ и искусствовед М.А.Лифшиц (1908–1983) в двухтомнике «В.Г.Плеханов и социология искусства» (М., 1957): «Несмотря на резкую враждебность плехановской группы «Единство» по отношению к Октябрьской революции, одним из первых мероприятий Советской власти был «Декрет о неприкосновенности Г.В.Плеханова и его имущества», датированный 3 ноября 1917 года по старому стилю» (т. 1. с. 101). А, мадам? Вам Солженицын не оставил такой декрет?