Скади протянула стальную руку и погладила Моленку под подбородком острым пальцем. Одно движение – и упрямицу можно раздавить в мелкую серую пыль.

– Выполняйте приказ, а там и увидим, на что он способен.

Конечно, Моленка и Жаструзяк не обрадовались, но Скади была к этому готова. Протесты пары ученых давно стали своеобразным ритуалом, и завершался он всегда одинаково. Немного терпения, и специалисты неизменно подчинялись ей.

Чуть позже Скади ощутила разгон до трех g. Немало для человека. Глаза вдавливаются в орбиты, нижняя челюсть – словно отлита из чугуна. Благодаря доспехам перемещаться труда не составляет, но искусственность тела ощущается гораздо сильнее прежнего.

Грохоча металлическими ногами по полу, она направилась в каюту Фелки. Скади не испытывала к ней ненависти и даже не винила ее за ненависть к себе. Едва ли можно упрекать человека за нехорошие ответные чувства, если пытаешься убить того, кто ему близок. Но Фелка должна признать, что покончить с Клавэйном совершенно необходимо. Лишь сочленители имеют право владеть «адским» оружием. От этого зависит выживание сочленителей. Иное мнение означает измену Материнскому Гнезду. Скади не может рассказать про голос Ночного совета, управляющий ее поступками, но важность экспедиции должна быть совершенно очевидной для Фелки и без упоминания о тайных приказах.

Двери в каюту были закрыты, но Скади имела неограниченный доступ к любой части корабля. Тем не менее она вежливо постучала, выждала пять секунд и вошла, не дожидаясь ответа.

– Фелка, что ты делаешь?

Та сидела на полу, скрестив ноги. Казалась спокойной, расслабленной. Ничто в ее позе не выдавало напряжения, неизбежного при ускорении в три g. Одета она была в тонкую черную пижаму и потому казалась бледным подростком.

Вокруг лежало несколько десятков небольших белых прямоугольников, на каждом – черно-желто-красные рисунки и символы. Скади раньше видела такие прямоугольники, но где и когда – не помнила. Они располагались идеальными дугами, лежали на лучах, исходящих от Фелки. Та передвигала карты с места на место, будто исследуя разные конфигурации некой огромной абстрактной структуры.

Скади нагнулась, подняла карту, рассмотрела. Ровный кусок пластика, обратная сторона пуста.

– А, наконец-то узнала, – послала она мысль. – Такой игрой развлекаются в Городе Бездны. В колоде пятьдесят две карты, по тринадцать на каждый символ – по числу часов на циферблате, принятом на Йеллоустоне.

Скади вернула карту на место. Несколько минут Фелка продолжала молча перекладывать прямоугольники. Скади терпеливо ждала, слушая скольжение кусков пластика друг по другу.

– Эта игра гораздо древнее, – сообщила Фелка.

– Но я же не ошиблась? В Городе Бездны правда играют в нее.

– Этими картами можно играть во много игр.

– А где ты их взяла?

– Попросила корабль, он сделал. Я помню обозначения.

– А рисунки? – Скади указала на бородатого мужчину. – Этот похож на Клавэйна.

– Просто карточный король, – равнодушно ответила Фелка. – Рисунки я тоже вспомнила.

Скади присмотрелась к другой карте, где изображалась длинношеяя, царственно выглядящая женщина в облачении, напоминавшем церемониальные доспехи. Подумала: «А эта похожа на меня».

– Фелка, зачем? – спросила она. – Какой смысл в перемещении карт? Число перестановок конечно. Твой единственный противник – слепая случайность. Я не понимаю, чем может привлечь эта игра.

– Само собой, не понимаешь. – Фелка снова шаркнула карту о карту.

– В чем цель игры?

– В поддержании порядка.

– Значит, никакого выигрышного финала? – Скади, не удержавшись, хохотнула коротко и резко, будто пролаяла.

– Это не вычислительная задача. Цель – сам процесс игры. Остановка в ней – всегда неудача.

Фелка прикусила губу, словно ребенок, возящийся с трудной раскраской. И вдруг молниеносными движениями переместила шесть карт, кардинально преобразив общий рисунок. Скади и представить не могла, что такая перестройка возможна при столь малом изменении.

– А, понимаю… Это Великая Марсианская Стена?

Фелка глянула на нее, но не ответила. Снова молча углубилась в созерцание.

Скади знала, что не ошиблась. Занятие Фелки нельзя назвать просто игрой – это суррогат заботы о Великой Стене. Огромное сооружение уничтожили четыреста лет назад, но оно сыграло настолько важную роль в детстве Фелки, что та при малейшем стрессе погружалась в детские воспоминания.

Скади разозлилась. Опустилась на колени и разметала карточный узор. Фелка замерла, ее рука застыла над тем местом, где была карта. Она недоуменно посмотрела на Скади и, как обычно, оформила мысль-вопрос равнодушно, невыразительно и кратко:

– Почему?

– Фелка, послушай меня! Не нужно этим заниматься! Ты одна из нас. Нельзя покидать остальных лишь потому, что Клавэйна с нами нет.

Фелка жалко заметалась, пытаясь разложить карты. Но Скади схватила ее за руку:

– Нет! Прекрати. Нельзя прятаться в прошлое. Я этого не позволю. – Скади подтянула ее к себе, глянула в лицо. – Фелка, дело не только в Клавэйне. Я понимаю: он значит для тебя многое. Но ведь Материнское Гнездо значит больше! Клавэйн всегда был аутсайдером. Но ты наша до мозга костей. Ты нужна нам, и не такой, какой была в прошлом. Ты нам потребуешься нынешняя!

Но когда разжала пальцы, Фелка так и осталась сидеть, потупившись. Скади встала, отошла. Она понимала, что поступила грубо, даже жестоко. Но и Клавэйн бы сделал то же самое, обнаружив Фелку прячущейся в детские воспоминания. Великая Стена – бессмысленный всепожирающий бог. Пусть и давно мертвый, он затягивает в себя и опустошает душу.

Фелка снова принялась раскладывать карты.

Скади шла по пустынным коридорам «Паслена», толкая перед собой гроб-контейнер с телом Галианы. Доспехи двигались осторожно, с похоронной торжественностью переставляя ноги. Стопа грохотала, опускаясь на пол, и завывали гироскопы, стремясь удержать механическое тело в новом положении. Вес собственной головы жестоко давил на верхний позвонок обрубленного спинного хребта. Язык лежал кучей обмякших мускулов и не желал двигаться. Кожа лица обвисла, щеки будто оттягивало вниз невидимым грузом. Исказилось поле зрения – глазные яблоки деформировались от искусственной гравитации.

Сейчас «Паслен» обладал лишь четвертью прежней инертной массы. Три четверти подавило поле, распространившееся от кормы до середины корпуса. «Паслен» шел на четырех g.

Скади редко заходила в зону поля. Физиологические эффекты, даже смягченные за счет работы доспехов, переносились с трудом. Зона не имела четко очерченной границы, но воздействие поля на определенном расстоянии от генераторов спадало очень резко. И его геометрия отличалась от идеальной сферы: имелись щели и скважины, выросты и отдельные пики там, где поле интерферировало с локальными изменениями корабельной плотности. Причудливая топология самих генераторов тоже влияла на него. Иногда с перемещением генераторов перемещалось и поле, что вполне согласуется со здравым смыслом. Но порой казалось, само поле заставляет машины двигаться.